Суровая расплата. Книга 1: Тень среди лета. Предательство среди зимы - Дэниел Абрахам

– Но твоя старая распорядительница не посвятила ученицу в свои дела?

– А ты бы посвятил? Лиат – славная девочка, но я не доверил бы ей даже стирку.

– Она плохо работает?

– Нет, просто молода еще!

Эти слова почему-то подействовали усмиряюще, словно для андата в них скрывался особый смысл. Марчат в первый раз за ночь перевел дух.

– Так, значит, ты решил удалить ее с доски, – проговорил Бессемянный. – Несчастный случай с черепицей.

– Черепицу я не заказывал. Только чтобы все выглядело правдоподобно.

– Ты не говорил им не трогать Маати?

– Говорил! Но эту парочку теперь водой не разольешь. Мои люди… не утерпели. Решили, что справятся, не причинив вреда мальчишке.

– Они просчитались.

– Знаю. Больше этого не повторится.

Андат скользнул вперед и сел на стол рядом с лампой. Марчат невольно попятился. Андат переплел бледные пальцы и улыбнулся. Его лицо в этот миг было исполнено такой невыразимой красоты и такой злобы, что его никак нельзя было принять за человеческое.

– Если бы Маати погиб, – произнес Бессемянный глухим, как далекий гром, голосом, – все посевы в Гальте завяли бы. Все коровы и овцы не принесли бы потомства. Ваш народ бы вымер. Ты это понимаешь? Не помогли бы ни угрозы, ни уговоры. Просто так вышло бы, и никто бы даже не узнал почему. Этот мальчик для тебя – самое ценное, потому что, пока он жив, твой народ вне опасности.

– Ты шутишь, да? – спросил Марчат, уже зная, что андат совершенно серьезен.

Ему стало дурно. Он покачал головой и принял позу согласия, которая, как он надеялся, могла увести разговор подальше от этой темы. Беседа все больше напоминала хождение по краю пропасти.

– Нам нужен план. Что делать в том случае, если Амат затеет разбирательство перед хаем. Если мы не подготовим защиту, она, чего доброго, сумеет его убедить. Собаку на этом съела.

– Да. Я всегда ею восхищался.

– Итак, – продолжил Марчат, садясь и поднимая глаза к нависшей над ним тени, – что предпримем? Если она раскопает правду и докажет ее?

– Я буду делать, что мне велят. Я же раб. Приказывают – подчиняюсь. Ну а тебе отрубят голову и член и отошлют это все в Высокий Совет Гальта – вот, мол, из-за кого целое поколение гальтских младенцев погибло недоношенными. Конечно, это лишь предположение. Хай может быть милостив. – Бессемянный ухмыльнулся. – Как говорится, и камни умеют плавать, хотя я не стал бы особенно обольщаться.

– Все не так уж плохо! Если ты скажешь, что Ошай и его люди…

– Не выйдет. – Андат отмахнулся от него, как от лишней чарки. – Если дойдет до суда, я расскажу все, что знаю.

Марчат рассмеялся – не смог удержаться. Но, даже смеясь, почувствовал, как кровь отливает от лица. Бессемянный по-птичьи склонил голову набок.

– Не сможешь! – произнес Марчат. – Ты увяз в этом не меньше меня.

– Брось, Вилсин-кя. Что мне сделают? Я кровь, питающая этот город. Если наш заговорчик раскроется, платить будешь ты, а не я. Славно мы потрудились, славно. Как вспомню Хешаеву физиономию, когда этот выкидыш упал в таз… В общем, не зря мы потратили столько месяцев. Затея удалась. Только не думай, что мы теперь братья навек. Я начал новую игру с новыми фишками. И тебя в ней нет.

– Ты это не всерьез! – опешил Вилсин.

Андат встал, скрестив руки, и посмотрел на пламя лампы.

– Любопытно было бы уничтожить целый народ, – проговорил Бессемянный, казалось обращаясь к самому себе. – Правда, не уверен, как Хешай это воспримет. Но…

Андат со вздохом повернулся, шагнул к креслу Вилсина и опустился на пол. Бледная рука легла Марчату на колено, а злая усмешка сверкнула кинжалом, небрежно приставленным к горлу. Почудилось, будто андат пахнет дымом курений и пеплом.

– Но, Вилсин-кя, больше не заблуждайся на тот счет, будто ты или твое племя для меня что-то значат. Наши пути разошлись. Ты меня понял?

– Не посмеешь, – произнес Вилсин. – Мы вместе начали это – ты и Совет. Разве тебе в чем-нибудь отказали?

– Гм… Пожалуй, нет.

– Тогда ты нам кое-чем обязан, – продолжил Вилсин и тотчас устыдился отчаяния в голосе.

Андат обдумал его слова, затем медленно встал и принял позу благодарности с оттенком прощания и насмешки.

– В таком случае вот тебе моя признательность. Вилсин-кя, ты был изворотлив, себялюбив и близорук как блоха, но для этой работы я не нашел бы лучшего инструмента. За это тебе спасибо. Навредишь Маати еще раз, и твой народ умрет. Помешаешь моим планам, и я расскажу Амат Кяан всю правду – облегчу ей задачу. В этой игре тебе нет места, человечишка. Ты до нее не дорос, так что не лезь.

Сон – если и впрямь это приснилось – был мучительным и отрывочным. Лиат мерещился чей-то плач – она еще подумала, что плакали от боли. Но болело у нее, а плакал кто-то другой. Потом она оказалась у стен храма в грозу, и все двери были заперты. Звала-звала, но никто не отпирал. Вместо капель застучали градины, они становились все больше, пока не выросли с детский кулак, а ей ничего не оставалось, как свернуться калачиком и подставить затылок и шею их ледяным ударам.

Проснулась Лиат – если только этот подъем из обморочных глубин был пробуждением – с головной болью. Она лежала на чужой кровати из дерева и латуни, в незнакомой, но богато обставленной комнате. В растворенное окно влетел ветерок и всколыхнул шелковый сетчатый полог. Запахло дождем. Кто-то рядом хрипло кашлянул. Лиат резко обернулась, и от шеи до живота ее пронзила жгучая боль. Она зажмурилась, стараясь перетерпеть, а открыв глаза, увидела у кровати поэта – Хешая – в позе извинения.

– Я не заметил, что ты проснулась, – робко улыбнулся он лягушачьим ртом. – Иначе предупредил бы, что я здесь. Ты во Втором дворце. Я бы отнес тебя к себе, но отсюда ближе к лекарям.

Лиат попыталась ответить позой дружеского прощения, но обнаружила, что правая рука забинтована. Надо было понять, как она сюда попала. Что-то произошло… Сначала была чайная с Маати, а потом… что-то еще. Лиат прижала левую ладонь ко лбу. Вот бы боль ушла и дала ей подумать… Послышался шелест отодвигаемой ткани, и матрац слева от нее просел: поэт опустился на кровать.

– А Маати? – спросила она.

– С ним все хорошо, – ответил Хешай. – Тебе досталось больше. У него было легкое сотрясение и кусок кожи над ухом осколком срезало. Лекарь сказал, небольшое кровопускание мальчишкам даже на пользу.

– Что случилось?

– О боги! Конечно, ты же не знаешь.