Черные ножи 5 - Игорь Александрович Шенгальц

— Притворяется?

— Не думаю. Его проверила спецкомиссия и каждый из десяти профессоров подписал свое заключение. Он не симулянт, Буров на самом деле потерял память. И тот человек, коим он стал сейчас… — Лаврентий вновь замялся, — ментально обычный мальчишка. Он не способен на те деяния, которые совершил.

— Значит сущность, временно владевшая его телом, ушла?

— Полагаю, да. Сердечный приступ оказался катализатором. И теперь Буров вновь стал тем, кем был до своего внезапного возвышения.

— Что же, тем не менее, мы попытаемся вытащить из его памяти все, что в ней могло сохраниться. А после…

Берия молчал, ожидая решения. Он готов был подчиниться всему, что скажет Верховный.

— … А после мы достойно наградим его и проследим, чтобы дальнейшая карьера этого человека была успешной. Такими героями не разбрасываются! И даже если он потерял свою сверхличность, то есть шанс, что в любой момент сущность вернется обратно и вновь вступит с нами в контакт. Мы не должны упустить этот момент. Ты все понял, Лаврентий?

— Я прослежу за этим, Иосиф Виссарионович. У парня все будет хорошо!

* * *

Димка открыл глаза и уставился в свежепобеленный потолок. Голова слегка кружилась, но в целом сознание было ясным.

Вот только… что произошло и как он оказался в этой… больнице?

Последнее, что он помнил, — свою комнатушку в Челябинске. Тетка в тот вечер как обычно осталась на работе и он в очередной раз ночевал один.

А потом…

Темнота.

Он попытался было приподняться на кровати, но оказалось, что его тело перетянуто ремнями и пошевелиться нет никакой возможности. Руки тоже были крепко зафиксированы. Димка оказался в настоящей ловушке, из которой без чужой помощи не выбраться.

Но «помощь» в лице сурового доктора и маленькой медсестры была тут как тут.

Доктор без лишних слов посветил фонариком сначала в один глаз, потом во второй, послушал пульс, проверил давление, и спросил, жалуется ли пациент на что-либо?

Пациент ни на что не жаловался, пациент был полностью ошарашен происходящим.

Доктор ушел, а вместо него в палату зашли сразу трое человек в строгих костюмах с каменными лицами. Они начали задавать многочисленные вопросы на самые разные темы. Вот только Димка совершенно не знал, что должен отвечать.

Его спрашивали о странных вещах: о плене, о подбитом танке, о страшном концлагере, о подводной лодке и самолете, о Ленинграде и Берлине. Наконец, о Гитлере. Что он знал о Гитлере? Только то, что это страшный, злой человек — враг всего советского народа.

Потом, к счастью, вернулись к вопросам, на которые он хоть что-то мог ответить. Его спрашивали про Танкоград, про его там работу. И, хоть он и трудился в Танкограде всего несколько недель, говорить об этой кузнице Победы он мог бесконечно.

Димка и рассказал о своей замечательной бригаде, о ее бригадире — Михалыче, о могучем Кузнецове, о других товарищах и конечно о лучшем друге — Леше Носове.

Его слушали внимательно, не перебивая. Но когда он выдохся и замолчал, новых вопросов не последовало. Все трое вышли из палаты, оставив на несколько часов его в покое.

Руки ему, к счастью, развязали, и прочие ремни сняли. Казалось бы — свобода? Но Димка заметил, что в коридоре у палаты дежурят двое широкоплечих мужчин.

А потом все закрутилось по новой. Пришел другой доктор, потом третий, четвертый. У него брали кровь на анализы, стукали молоточком по коленям, проверяя рефлексы, заглядывали в рот, уши, глаза, да чего только не делали.

Затем явились еще двое — на этот раз другие, уже не врачи. Один — мордастый, огромный. Второй — пониже, в круглых очках — пенсне.

И опять вопросы, вопросы, вопросы…

Спрашивал мордастый, а второй лишь внимательно слушал и неотрывно смотрел на Димку взглядом смертельно опасной змеи. Димка робел, но отвечал. Впрочем, что он мог рассказать? Ничего. Он вообще не понимал, почему его спрашивают обо всех этих непонятных вещах. Какие блокноты? Какие записи? Он ничего не писал, не до того ему было. Работа в Танкограде выматывала до предела, и ни о чем другом Димка и думать не мог.

Хотя сейчас он чувствовал себя гораздо лучше, чем прежде. Сердце не кололо, сил прибавилось многократно. И когда он вставал с постели, чувствовал в теле невероятную легкость и скрытую мощь.

А потом он увидел в зеркале над умывальником свое отражение и чуть не сел прямо на пол от удивления.

Это точно было его лицо, но… словно бы он прожил с прошлого вечера лет десять. Если еще вчера он прекрасно помнил свои еще мальчишеские черты, пушок первых усов над верхней губой, обтянутые кожей скулы, то теперь… на него смотрел взрослый мужчина лет двадцати — крепкий и уверенный в себе.

И вот еще что — он чувствовал в себе силы. Ну то есть как… отчего-то ему казалось, что он может куда больше, чем прежде. И захоти он покинуть палату, те двое мужчин не сумели бы его остановить. Димка был уверен, что справился бы с ними.

Откуда это пришло в его сознание, ответить он не смог бы. Просто точно знал, что за ночь изменился. Нет, не стал иным человеком, но словно бы максимально развился, использовав скрытые ресурсы организма.

И память его вела себя странным образом. Иногда в голове мелькали картинки, объяснить которые он не мог. Всплывали факты, о которых прежде и не слышал. Подумав, он решил умолчать об этом. Может быть после, когда он со всем разберется, то поделится с кем-то близким, попросит совета. Сейчас же лучше молчать, а то его никогда в жизни не выпустят из палаты.

Сколько дней он провел в заточении, сказать было сложно, Димка сбился со счета.

Мужчина в пенсне больше не приходил, зато другие не переставали донимать его своими визитами и многочисленными вопросами на которые он не знал ответов.

И все же рано или поздно кончается все.

В один из дней, после обязательного визита доктора, пришла медсестра и принесла целую стопку одежды — исподнее, штаны, рубашку, пиджак, куртку, башмаки. Все вещи новые, но точно по его мерке.

Потом явился один из уже знакомых следователей, но в этот раз вопросы задавать не начал, а сказал строго, глядя Димке прямо в глаза:

— Моя фамилия Судоплатов. С этого дня ты поступаешь в