Седьмой - Сергей Лукьяненко

Сам не знаю, зачем, но я схватился за ножку контейнера и потащил вверх, так, что в спине захрустело. Вонючка тоже поднатужился, выполз, встал, протянул ко мне руку, но тут же убрал. Мы стояли, зло глядя друг на друга, вокруг был ор и гам, кто-то разбил себе голову при падении, кто-то сломал руку, несколько самых неудачливых лежали без сознания.

— Как так? — вонючка уставился меня. Хмуро потряс головой. — Обман. Вы прокляты! Слуг-и-и-и зла.

От шока у него даже получилось четко сказать «слуги», и он неожиданно заулыбался, гордый собой. Было в нём что-то, несмотря на могучее телосложение и угрожающую внешность, очень наивное, почти детское.

— Это вы зло. Вы служите падшим ангелам! — выкрикнул я.

— Вы! — он ткнул мне в грудь толстым пальцем. Я вдруг увидел, что ноготь аккуратно покрыт багровым лаком и начал хохотать.

— Нет, вы! Демоны воруют наш газ с Юпитера! Вы им прислуживаете!

— Вы… — он замолчал, уставившись на меня. — Надо разговарват! Надо понят!

Вокруг кипело движение. Орал, не прерываясь, сигнал. Поднимались вверх, к раскрывающимся люкам, истребители. То ли техника не справлялась, то ли начались утечки, то ли стартовало слишком много кораблей сразу — послышался свист вырывающегося воздуха, по залу пронёсся порыв ветра. Вонючек стало ещё больше — они носились по залу, внешне хаотично, без всяких команд, но я заметил, что никто не сталкивается и каждый явно выполняет свою работу. Даже потерявших сознание уже куда-то несли. Очень слаженная командная работа, причём без всяких видимых команд.

— Харгунт Муг’ур! — вонючка вдруг ткнул себя пальцем в грудь. — Я Харгунт Муг’ур. Значыт —говорящ много языков! Много ртов! Я!

— Святослав Морозов, — растерянно ответил я. Переход от холодных угроз к почти нормальному диалогу был таким неожиданным, что я подхватил его манеру. — Славящий святое… сын мороза…

По залу разнёсся голос — кто-то объявил по громкой связи что-то быстро, гортанно, с таким количеством щелкающих и шипящих, что я даже не пытался воспринять.

Откуда-то выбежали ещё несколько вонючек, окруженных стаей мохнаток — мелких существ, похожих на помесь собаки с кошкой. У вонючек они играли примерно ту же роль, что у нас щены, пилотировали вспомогательные корабли. Пробегающая мимо мохнатка изогнулась всем длинным гибким телом, уставилась на меня, издала негодующий визг, но продолжила бежать к истребителю.

Харгунт смотрел на меня, уже не злобно, но размышляя.

— Да, — сказал он. — Свобода, Святослав.

В следующий миг я обнаружил, что лечу. Харгунт одним движением швырнул меня высоко в воздух… и я обнаружил, что падаю в открытый фонарь своей «пчелы».

Что-то хрустнуло, когда я упал, задев ногой край кабины. Ногу прострелила боль. Но экраны засветились, костюм зашевелился и стал заворачивать меня в свои объятия.

— Мать твою! — завопил я, понимая, что сломал ногу. Когда базу трясло — не покалечился, а в родной «пчеле» сломал! — Да что же так!

И тут же замолчал, осознав, что меня только что отпустили.

Свобода!

«Слава, быстрее!» — зашептал Боря. «Это Рене! Рене!»

«Да понял!» — елозя в шевелящемся костюме и, превозмогая боль, глядя в экраны, ответил я.

Конечно же Рене не сбежал.

Он ушёл по большой дуге, сжигая на форсаже остатки топлива и возвращаясь к Гималии. Ему уже никогда не вернуться на Каллисто, но у него есть одна тушка.

И сейчас, когда вонючки были уверены, что выиграли бой, он нанес свой удар. Два термоядерных взрыва. Попал не в саму базу, в Гималию, но и базе досталось.

Я приложился к соску и добрый искин выдал мне такую порцию обезбола, что я сразу перестал чувствовать сломанную ногу.

А на экране Харгунт и тот, говорящий лишь на языке вонючек старший в цветастой рубахе с листиками, орали друг на друга. Махали руками. Толкались так, словно хотели прибить на месте.

Казалось, сейчас они сцепятся окончательно.

Но они вдруг стали расходиться, все еще оборачиваясь и что-то крича. Старший вонючка погрозил моему истребителю кулачищем и пошёл вдаль. Харгунт повернулся ко мне и стал делать какие-то непонятные жесты.

Я поднял голову — на потолке над истребителем рывками расходилась диафрагма люка. За ней висела тьма космоса.

«Слава, сумеешь вертикально?» — тревожно спросил Боря.

На Каллисто я бы точно сумел. А вот тут…

— А какой ещё выход? — пробормотал я, закрывая фонарь кабины. Индикатор кислорода был тревожно близок к красной зоне, успею ли я долететь… и топлива мало… но…

Я шевельнул пальцами, разворачивая дюзы. У меня не истребитель вонючек, для которого вертикальный взлёт норма, у меня земная «пчела», которая обычно стартует по взлётной полосе…

Но «пчела» не самолет, это космический истребитель. Если я смогу компенсировать главную тягу двигателями ориентации, то могу взлететь.

Должен взлететь.

«Пчела» пошла вверх с неожиданной лёгкостью, будто я всю жизнь только и делал, что поднимал корабль со дна колодца.

Разок я чиркнул крылом по стене, но искин уже сообразил, что именно я делаю и скомпенсировал толчок.

Мы поднялись над Гималией.

Нет, не так.

Гималии больше не было, как и Ананке. Была какая-то нелепая скала, обломок в два-три километра длиной, из которого наполовину торчала база вонючек. Обнажившаяся часть была искорежена, помята, из неё фонтанами сочился воздух и разлетался мусор. А пространство вокруг наполняли расходящиеся во все стороны осколки спутника — от мелкой трухи и до километровых астероидов.

— Оранжевый-четыре, — сказал я. — Оранжевый четыре, вызывает синий-два. Ответь, Рене!

Ответа не было. Значит, Рене сбили. Или же он не стал отворачивать, приближаясь к Гималии, выпустил ракеты и пошёл на таран, отвлекая на себя защитные системы.

В любом случае у него получилось и он был уже на Каллисто. Надеюсь, его последняя десятилетняя тушка дозрела достаточно, чтобы он…

Я вдруг понял, зачем Рене собирался отлить на генератор. Надеялся повторить судьбу Хелен? Всё забыть, вообразить себя… кем? Французским мальчиком, внезапно оказавшимся в будущем на спутнике Юпитера? Всё забыть, стереть себя, стать новой, точнее старой, личностью?

«У него бы не получилось» — прошептал Боря. «Хелен попала под удар падшего престола, как и вы с Джеем. Это и вызвало такие странные последствия при переносе в незрелую тушку. А Рене — просто впал бы в кому».

Я смотрел на экраны, где медленно удалялись руины Гималии. То ли