Тай-Пен - Дмитрий Шимохин

в мой импровизированный штаб-ямэнь явилась делегация. Впереди, выступая в роли переводчика и защитника, шел Лян Фу. За ним, опасливо оглядываясь и низко кланяясь, семенили трое пожилых китайцев — судя по потертым, но добротным халатам, местные лавочники.

Они пали на колени, но я жестом велел подняться.

— Говори, Лян Фу, с чем пришли?

— Они благодарят Великого Тай-пена за избавление от яо, — начал Лян Фу официальным тоном. — Но пришли с жалобой. Ночью, когда начался тот шум, несколько твоих бородатых воинов… — он сделал многозначительную паузу, — выломали двери в их лавки и забрали товар. Шелк, табак, серебряные украшения из мастерской…

Мои брови сошлись на переносице. Значит, не только баб пытались тискать. Кое-что из ночной казачьей добычи осталось в их переметных сумах.

— Пусть опишут, что пропало, — приказал я.

Пока Лян Фу составлял скорбный список, я подозвал Мышляева.

— Александр Васильевич, деликатное дело: возьми двоих самых верных и пройдись по расположению наших… союзников. Без шума, но внимательно. Ищи узлы, мешки, все, что плохо лежит.

Через час Мышляев вернулся. Он молча положил на стол три туго набитых холщовых узелка. Внутри оказались именно те вещи, что описали лавочники: несколько рулонов дорогого шелка, пачки табака и пара изящных серебряных браслетов. Я вызвал хорунжего Афанасьева. Его лицо стало каменным, когда он увидел добычу.

— Вернуть хозяевам. Немедленно! — холодным тоном приказал я.

Когда униженно кланяющиеся лавочники ушли со своим добром, ко мне приблизился хмурый Софрон.

— Ты, конечно, все правильно сделал, командир, — глухо произнес он, глядя в сторону от меня. — Справедливо, ничего не скажешь. Только и казаки ведь по-своему правды искали. Мы ямэнь взяли, там сокровищ — на полсотни таких лавок. А это ведь и их кровная добыча тоже. По справедливости, им тоже доля положена. Вот они ее и взяли, как умеют, по-простому.

Поразмыслив, я понял: мой старый товарищ прав. Казаки — простые люди, им трудно воевать за будущие деньги, сидя при этом на голодном пайке. Надо дать им что-то прямо сейчас.

— Хорошо, — наконец сказал я. — Неси сюда все серебро.

— А золото?

— Золото — оно ведь с приисков, так? А их наняли, чтобы отбить эти прииски. Значит, золото это наше и разделу не подлежит. А вот серебро — да, это часть добычи.

По моему приказу на площади, перед строем всего войска, выложили все ценности, захваченные в ямэне. Я оставил только самородное золото — это была казна отряда. А все остальное: слитки серебра, шелка, фарфор, нефритовые безделушки, женские украшения, — все, что наживал Тулишэнь годами, теперь лежало одной большой, сверкающей кучей. Увы, пришлось забрать и украшения тулишеновских наложниц и жен. Опечаленные таким поворотом дела, красавицы тоже явились на площадь, посмотреть, как будет происходить дележ дорогих им финтифлюшек. Даже китаянка с бинтованными ногами, с трудом ковыляя в крохотных туфельках, явилась и села на заботливо принесенную ее подругами скамеечку.

Тем временем на площади собрались все мои люди: и казаки, и нанайцы, и каторжане, и тайпины.

— Это ваша добыча! — прокричал я, чтобы слышали все. — Всех, кто вчера дрался за этот город! Делите поровну!

Напряженная тишина взорвалась одобрительным гулом. Недовольство и обиды были забыты. Казаки, мышляевцы, каторжане, тайпины и даже молчаливые нанайцы — все подходили и брали свою долю.

Сафар, до этого молча стоявший в стороне, тоже приблизился к груде сокровищ. Но рука его потянулась не к серебру. Среди россыпи украшений он заметил изящную заколку для волос в виде стрекозы с тонкими, ажурными крыльями. Он взял ее, повертел в пальцах и молча, ни на кого не глядя, пошел в сторону лазарета.

Я незаметно проследил за ним глазами. Он зашел под навес, где сидела спасенная нами китаянка с изуродованными ногами. Та испуганно вскинула на него глаза. Сафар, не говоря ни слова, протянул ей на открытой ладони заколку. Девушка с недоверием и удивлением смотрела то на его суровое, покрытое шрамами лицо, то на хрупкое серебряное сокровище. Затем медленно, очень медленно, протянула руку и взяла дар. И на ее измученном последними треволнениями лице впервые за все это время мелькнула слабая, неуверенная улыбка.

Увидев это, я тотчас отвернулся, стараясь, чтобы меня не заметили.

После того как хрупкий мир с казаками был восстановлен, я вызвал к себе двух проводников-китайцев, тех самых бывших рабов, что когда-то бывали на местных приисках Тулишена. Один был постарше, угрюмый и молчаливый, другой — совсем юнец, верткий и с быстрыми, умными глазами. Звали его Сяо Ма — Маленькая Лошадь. Я долго пытался вспомнить, где слышал это имя, но так и не сумел этого сделать.

Мы встали у карты, нарисованной бывшим приказчиком на шелке.

— Мне нужны глаза и уши там. — Я обвел пальцем россыпь клякс, обозначавших прииски. — Вы двое знаете эти места, окрестные тропы. Знаете, как прятаться, как обойти и, самое главное, как не попадаться на глаза. Пришло ваше время!

Лян Фу переводил мои слова.

— Ваша задача — под видом бродячих батраков просочиться в долину. Никто не должен вас заподозрить. Осмотрите каждый прииск. Мне нужно знать все: сколько там охраны, укрепились ли они, есть ли патрули. Живы ли рабы. Выясните все, что сможете, и немедленно возвращайтесь.

Я посмотрел на Сяо Ма. Он, в отличие от своего старшего товарища, смотрел мне прямо в глаза, и в его взгляде была не рабская покорность, а злая, острая решимость.

— Это очень опасно, — сказал я. — Если вас поймают, живьем сдерут кожу.

— Мы не боимся, Тай-пэн, — перевел ответ юнца Лян Фу. — Эти яо убили наших братьев. Мы хотим видеть, как ты сожжешь их фанзы!

Кивнув, я выдал им с собой пару лепешек, фляги с водой и ножи. Больше им давать было нельзя — это выбивалось бы из легенды о бедных поденщиках-кули. Той же ночью, когда над Хинганом взошла ярко-желтая ущербная луна, они, как два призрака, выскользнули из ворот и растворились в тенях. Нам оставалось только ждать

Прошло два дня тяжелого, мрачного ожидания. Мы латали стены, чистили оружие, тренировались в стрельбе — особенно нуждались в этом тайпины, — но все это было лишь способом занять руки, пока разум напряженно анализировал тишину, что шла с юга, со стороны Хинганского хребта. Отправленные в разведку Сяо Ма и его товарищ, казалось, растворились на этой враждебной земле.

Они появились на исходе