Драконий век - Д. Дж. Штольц

и мерцало. Придя немного в себя, я услышала голос… Неподалеку от меня стоял тот самый прислужник. На руках у него извивался небольшой крылатый змей. Фойрес прижимал его к себе, гладил, как любимое дитя, а тот испускал из ноздрей дым и шипел.

Дейдре пересела поудобнее и продолжила:

– Многого я не помню. Сколько прислужников там было… Или как долго я приходила в себя… Однако эту речь, обращенную к змею, запомню навсегда. «До чего же ты прекрасное создание… До чего сильно твое тело, безупречно по пропорциям, до чего зорки твои глаза, белоснежны и остры зубы, а сам ты чувствуешь дрожь и земли и неба. Тебе подвластен огонь, но ты не горишь в нем. Зато очищаешь все им, перед тем как поглотить добычу…» – так восклицал этот Фойрес. Змей оцарапал его, подрал ему балахон и вцепился зубами в ладонь, злобно изгрыз ее так, что полилась кровь. Но Фойрес продолжал гладить его: «Для величия тебе не хватает ни размера, ни разума, ни долгих лет. Твоя власть над огнем так скромна… Но ты послужишь мне, прекрасный аспид, дабы подарить свои достоинства тем, кто их лишен. И все же, сколько в тебе огня! Поразительно, как этот мир смог породить столь малое, но столь расположенное к величию создание еще до моего появления здесь. Не для того ли ты и был порожден им столь малым, чтобы дожить до Золотого века?»

– Я так и думал, ш-што Фойрес – истинный фанатик, – сказал дракон. – Лишь фанатик пытается породить то, чего нет в природе, сотворить из обычного нечто идеальное. Не знаю, что они задумали с драконами, но ничего хорошего не выйдет.

– Из-за него погибла вся моя община, – сказала Дейдре. – Но в его жестах было столько любви, милосердия… Поначалу я верила, что он действительно один из наших предков, который отобрал достойные души.

– Фанатики всегда краш-шочны, Дейдре. Они умеют вести за собой посредством горячих речей и эффектных жестов. И они же сжигают во имя своей любви всех, считая, что так будет лучше сожженному. Не верь речам. Не верь ж-жестам – смотри на поступки, – доселе пристально глядя на гостью, дракон отодвинулся от нее. – Продолжи рассказ уже, пташка… Мне нужен покой, чтобы дожечь в желудке пару-тройку козлов.

– Тебя только это и интересует?

Дейдре не понравилось, как ее назвали, но она стерпела.

– Что еще меня должно интерешовать? – вопросом на вопрос ответил дракон. – Ш-удьба мира? Шостояние дел в королевстве? Не испытывай мое терпение. Как проводили обряд?

– Помню смутно. Нас раздели. Положили нам на грудь таких же едва шевелящихся аспидов, – уже куда более поспешно, не вдаваясь в подробности, сказала девушка. – Много боли… И липкой, как пот, крови… Кровь затопила собой весь зал. Аспид на моем алтаре проснулся от боли, изрыгнул на мою грудь огонь. И так продолжалось долго… Я то видела все сверху, то сбоку, то чувствовала, что умираю, то возвращалась к жизни. А потом меня коснулось что-то ледяное, но неистово злое, как… Не знаю, как что… – Она нахмурилась. – Не было боли невыносимее, чем это прикосновение ко мне, точно меня окунули в речные воды зимой. Потом друг матушки объяснял мне, что то было касание души змея – животной души. И что это же стало причиной неудачи Фойреса, который желал нам разума, но не учел, что звериное возобладает над человеческим.

– Какими же были обряды со мной и Генри, если аспидов больше нет? И почему ты говоришь, что была юна, если сейчас ты – молодая женщина? Ты постарела после обряда или долгого сна?

– И после обряда, и после сна… Но постепенно… А обряд делали через меня… Не так болезненно… И ваши души были теплыми, как вода в речной заводи в жаркий день, – девушка едва зарделась румянцем, признавшись. – И мне тогда почти ничего не объяснили – просто сказали, что так надо и…

– Дош-штаточно. На сегодня хватит, – прошипел огромный змей, укладываясь поудобнее. – А теперь мне надо вышпаться… – Внутри его брюха вспыхнула искра.

– Но я не закончила! – Дейдре оглянулась назад, откуда из-за поворота сочился слабый свет.

– Приходи завтра…

И дракон спрятал голову под крыло, сразу уснув. Растерянная таким скорым завершением разговора Дейдре встала на ноги, которые сами повели ее прочь. Она вернулась к своим котелкам и занялась пряжей, спасенной из-под обвала. В смешанных чувствах раздражения и сомнений Дейдре провозилась сначала с пряжей, потом и с костром до поздней ночи, пока не уснула. Остров был неприветлив, и то и дело до нее доносились страшные завывания ветра, шум далекого прибоя и ворочание огромного тела в расщелине неподалеку.

* * *

– Ты упоминала об общ-щине Водяных Лошадей, – прошипел дракон, когда гостья вновь появилась в его темном ущелье.

– Да… – кивнула Дейдре. – А что?

– Расскажи-ка подробнее.

– Она была неподалеку от нас, у реки Торнбах. Они разводили коней и часто приезжали к нам для обмена шкур, копытного рога или конского волоса. Они гордые. Высокомерные. Смотрят с лошади вниз, точно правят всем миром. Мы недолюбливали их… – призналась Дейдре.

– Гм, понятно… – прошипел дракон.

В пещере воцарилось молчание. Дракон о чем-то размышлял, положив большую голову поверх крыла.

– А тебе доводилось видеть их женщин?

– Да, – подтвердила Дейдре.

– Каковы они?

– Такие же гордые и высокомерные. Или даже больше. Одна такая Водяная Лошадь едва не зарезала девушку из нашей общины, когда та застенчиво улыбнулась ее мужу. Я тогда была мала, но хорошо запомнила, как они поругались с моей матерью, как Водяная Лошадь смеялась над нами. У нее были немного раскосые глаза и волосы черные и густые, как грива. И лошадь у нее была черная, украшена бусинами. – Дейдре продолжила: – Их прогнали, не захотели торговать с ними, но до чего надменно они держались – двое против всей нашей общины!

– Как мне знакомы эти гордость, надменность и ревность… – Дракон уткнулся в холодную стену и прикрыл глаза. Он отрешился от всего, стал глух и нем.

Но Дейдре не обратила внимания на дракона, посчитав, что это очередная непонятная ей причуда.

– Давай я продолжу рассказ. После обряда мы пришли в себя в светлейшей комнате. Дивные блюда на подносах утолили наш голод. Но не всех из нас я увидела. Уже потом мы узнали, что остальные не пережили обряда. Нас одели в переливающиеся золотом одежды, мягкие как пух, но гладкие, точно поверхность озера. Долгое время я с родными жила в этом золотом дворце. «Вы уподобились духам… Вы достойны этого места», – улыбались прекрасные юноши и девы из залов. Они были духами – сами в этом признались. Они забавляли нас рассказами о своем Сумрачном Хорренхе, откуда появились. – Дейдре с печалью заметила: – Не было добрее и светлее существ, нежели эти… Друг матушки упоминал, что с ними, беспечными, первыми произошло что-то темное и ужасное, отчего дворец стал заброшен. Но потом… Это бедствие настигло их уже после того, как я покинула дворец. До этого же люди из моей общины пели и плясали с духами на столах. В общем, также веселились. Кажется, все они, кроме меня, отринули от себя скорбь по усопшим. Они позабыли о злом мире снаружи или по крайней мере сильно хотели его позабыть. Сам Фойрес порой смотрел на танцы и вел с нами беседы. Во дворце царило вечное лето. Время от времени к нам приходили гости, рассказывающие о пожарах и войнах снаружи. Не знаю, как долго мы пробыли во дворце, но с нами начало происходить нечто… Фойрес обрадовался тому, что он назвал… – Дейдре наморщила лоб от непонятного слова. – Метаморфозами… Наш голод усиливался, тела грубели, чернели и покрывались чешуей. Мы уподоблялись не духам, а аспидам! И похоже, это нравилось Фойресу. Но помимо внешних перемен, люди из общины менялись и внутри. В их глазах то и дело я видела блеск безумия, сначала слабый, а затем лихорадочный. Я ничего не понимала… Буквально недавно я считала этих людей своей большой семьей, но теперь они пугали меня неразборчивым бормотанием и злобными припадками. Менялись все, Уильям! У них отрастали когти, которые они пытались сгрызть, но у них не выходило. Сгорбившиеся люди рыскали по залам то угрюмыми, то озлобленными, порой доведенными