Портальеро. Круг четвертый - Юрий Артемьев

— Ты имеешь в виду в эту субботу?

— Ну, да… — смутился Андрей.

— Не знаю… Честное слово, не знаю. Если бы всё было так просто, то мы бы сразу оказались в нужное время в нужном месте и… Но, как видишь, что получилось, то и получилось.

— Я всё понимаю, но меня постоянно что-то держит в напряжении. Не смогу даже объяснить. Да и потом… После встречи с тобой у меня смешалось всё в одну кучу, физика, химия и магия…

— Не поверишь… Сам до сих пор пытаюсь всё это систематизировать, но каждый раз натыкаюсь на то, что пытаюсь в одну колонку поставить твёрдое, тёплое и нереальное одновременно.

Андрей замолчал. Пауза затянулась…

— Так ты что, только из-за своих страхов и приехал?

— Максим! Ну как тебе объяснить… Там я один. С сестрой я не могу говорить ни на какие темы. Она такая вся… А я знаю, что через несколько дней…

— Ничего не будет. Если хочешь, то я весь день, всю субботу, а то и всё воскресенье буду рядом с тобой и с ней… Проконтролирую каждый её шаг, и буду отгонять от неё даже вредных насекомых, а не только злобных маньяков и озабоченных мужиков.

— Не получится…

— Почему ты так думаешь?

— Она… Она всё равно меня не послушает. У неё сейчас такой возраст.

— Ну и что? Главное, чтобы она проскочила ту точку, в которую она попала в прошлый раз. А потом… Потом если и случится что-нибудь, то мы уже не сможем контролировать. Нельзя же её всю жизнь за ручку водить. И ты не сможешь, и она не захочет этого. Девочки — они такие девочки…

— Когда ты приедешь в Москву?

— Думаю, что в середине дня. Ведь если что-то и должно произойти, то вечером. Не так ли? Давай ещё раз расскажи мне, как прошёл тот день в прошлый раз! И постарайся поподробнее! Если не поминутно, то хотя бы примерно. Чтобы каждые полчаса были ясны и понятны: Кто, что, где и как…

И Андрей, напрягая память, начал рассказывать в который раз, что же было в субботу двадцать седьмого мая тысяча девятьсот семьдесят второго года.

* * *

Ближе к вечеру, Андрей собрался в Москву. Он сказал, что вполне успевает на автобус. Я пытался дать ему денег на всякий случай, но он отказался. Сказал, что у него есть.

Проводив его, я присел на крыльце. Вечерело. Солнце уже спряталось за кронами деревьев, и на дворе царила приятная прохлада. Мне почему-то очень захотелось закурить. Хотя я и старался избавиться в этой новой жизни от своей старой привычки. И дело было совсем не в никотинозависимости, которой у этого тела не было и быть не могло. Просто сложился уже такой стереотип: Сядешь, закуришь, задумаешься, и в голову сразу же полезут косяками умные мысли. Или это после хорошего косяка они лезут в голову. Тьфу-тьфу! Этого мне только ещё не хватало. Никакой наркоты! Хороший кофе — вот мой наркотик. Ну а хорошая сигаретка, это так… баловство. Хорошо ещё, что у меня в запасе есть импортные сигареты, приватизированные в «Берёзке».

Я достал блок из хранилища, распечатал, вынул одну пачку, достал сигаретку…

Прикурить я даже не успел. Где-то в стороне деревни, там, куда несколько минут назад ушёл Андрей, раздался женский визг… Так обычно кричат женщины, когда что-то произошло. Что-то такое, отчего они не могут сдержать крик в груди. Я отбросил в сторону, и вскрытый блок, и пачку, бросившись туда. Но, как я не торопился, всё равно уже было поздно…

* * *

Женщина, среднего роста, довольно-таки молодая, но какая-то вся серая, в порванном то ли платье, то ли халате, стояла на улице, напротив того дома, из которого на нас нападала собака. Она больше не кричала, зажимая рот обеими руками, и смотрела на что-то копошащееся в пыли на дороге. Как оказалось, это были уже наши старые знакомцы. Федька с топором в руке, и участковый, который пытался заломать пьянице руки и выбить у него топор. Чуть в стороне, в луже свежей крови, лежал Андрей. Я хорошо рассмотрел его лицо. Безжизненные стеклянные глаза отражали вечернее небо… Глубокий разрез, а скорее всего след от удара топором, пришёлся наискось куда-то в район ключицы. Ещё чуть-чуть и перерубил бы шею. На губах парня уже застыли кровавые пузыри, а кровь почти не сочилась из раны. Проверять пульс уже не было смысла. С такой раной не выживают.

Подхватив, валяющееся у забора полено, я бросился на помощь участковому. Но умудрился и тут опоздать, буквально на долю секунды. В тот момент, когда я с размаху врезал поленом по башке Федьку, он как раз умудрился тюкнуть по голове участкового.

Упали сразу оба. Но если пьяный злодей шмякнулся плашмя, мордой в дорожную пыль, выронив из руки топор то милиционер просто упал на спину, тут же схватившись ладонями за свежую рану на голове.

Участковый был жив, и даже сознание не потерял.

— Михал Иваныч! — крикнул я ему. — Не хватай за рану грязными руками. Занесёшь инфекцию…

Эй, ты! — крикнул я тётке. — Быстро чистой воды и бинт… Или любую чистую ткань…

Но та, похоже была в ступоре. Она по-прежнему стояла, зажимая рот ладонями. А потом вдруг бросилась к лежащему в пыли злодею и стала его трясти:

— Федя! Феденька!…

Всё ясно. Муж да жена — одна сатана.

— Ты как? — спросил я у участкового?

— Хреново…

— А хрен ли ты не стрелял? Видишь же, убийца с топором…

— Из чего? Из пальца что ли?

— А где же табельный?

— Где, где… В Караганде. В дежурке лежит…

— Всё ясно. Страна непуганых идиотов.

Я содрал с себя футболку, и скомкав, приложил ему к ране.

— Держи вот так. Сейчас что-нибудь придумаем.

* * *

Вовремя я поднялся на ноги. Оставленная мною без внимания Федькина жена уже шла в нашу сторону, волоча по земле тяжёлый топор. Рисковать и подпускать её ближе я не стал. Врезал с ноги прямо в грудь. Хотел, конечно, как каратист, но получилось по футбольному. Но ей и этого хватило. Отлетела, как сломанная кукла, и плюхнулась рядом с мужем в дорожную пяль. Ну а топор, выпав из её руки, остался лежать рядом с нами.

— Ты видел? Очешуеть… Нас чуть в капусту