Ст. лейтенант (Часть 2) Назад в СССР. Книга 11 - Максим Гаусс

Меня безвылазно держали в яме, лишь изредка появлялся кто-то из вооруженных моджахедов. Они смеялись, ругались и уходили. Андрея, судя по тому что я слышал, тут тоже не сильно уважали, но именно ему поручили следить за мной — чтоб копыта раньше времени не отбросил. Наверняка тот навешал им лапши на уши, что нужно время и тогда он гарантированно приведет меня в норму. Ему верили.

Прошло еще несколько дней. Я продолжал потихоньку восстанавливаться. Близился тот момент, когда я смогу предпринять попытку выбраться из этого каменного мешка. Конечно же нужно было вытаскивать отсюда и Андрея — тот как будто бы морально пал духом и уже не видел себя тем парнем, кем был до афганского плена. И это было для меня странным — будто бы для него жизнь закончилась.

Однажды вечером, когда суета в кишлаке затихла, а поздний намаз еще не наступил, Андрей спустился в зиндан куда раньше обычного. Он принес лепешку с мясом — неслыханная роскошь. И что-то вроде самодельного широкого бандажа для спины.

— Ешь. Возможно, в последний раз от меня, — мрачно сказал он, садясь на корточки у стены. — А это закрепишь на пояснице покрепче! Чтобы мышцы держали!

— Так, погоди… Что-то случилось? — насторожился я.

— Завтра сюда приедут чужие. Не местные. Малик сообщил через проходящих челноков, — он понизил голос до шёпота. — Мол, поймал раненого советского офицера. Сказал ты им будешь полезен. Считает, что наконец-то нашел тебе «хозяев».

Я перестал жевать, кусок едва застрял в горле. «Хозяева»… Слово прозвучало зловеще. Но я тут же откинул эмоции — меня подобным совершенно не напугать.

— Кто они?

— Не знаю. Наверное люди генерала Хасана. Или те, кто с ним работает. Возможно пакистанцы. Они уже были здесь. С ними будет важный человек. Возможно американец, из их разведки, но точно не знаю. Переводчик, может быть. Малик сказал, что ты идеально им подойдешь.

— Для чего? — мрачно спросил я, но Андрей лишь пожал плечами.

— Не знаю. Старик уже с ними сторговался. Завтра тебя заберут. А больше я ничего не знаю.

Он помолчал, глядя на свои грубые, в уже затянувшихся шрамах, руки.

— Слушай… Малик этим давно промышляет, — тихо продолжил Андрей. — В это сложно поверить… Еще когда война была в разгаре, он сам и его люди выслеживали отставших, заблудившихся дезертиров или раненых. Травил, как тебя, сажал в эту яму. Потом продавал в рабство в горные кишлаки — работать, пасти скот. Строить дома или что-нибудь чинить. Некоторых просто убивал, если не находил покупателя или они были бесполезны. Но война окончилась, «товара» не стало. Последний, до тебя здесь сидел… Хотел сбежать. Полез через горную тропу, что заминированной осталось с тех времен, когда тут боевые действия шли. Ну и того… Подорвался. Малик сам его потом и пристрелил, чтоб не мучился. Холодный он, как камень. Для него мы не люди. Говорят, что раньше он был влиятельным человеком, а потом у него всю семью уничтожили. Не знаю кто и почему. У него словно нет души.

В его голосе звучала такая безысходная тоска, что сжалось сердце. Этот парень оказался очень хорошим и порядочным человеком, с чистой душой. А я был для него своеобразным напоминанием о прошлой жизни, которую он уже позабыл. Вернее, его заставили это сделать и мне страшно представить, как это было. Сложно сказать, что он тут пережил и через что прошел.

На следующее утро они действительно пришли. Четверо — трое афганцев в военной форме непонятной расцветки и один человек в гражданском, в походных штанах и куртке цвета хаки, хороших ботинках, с коротко стриженными волосами и узким безразличным лицом. На глазах солнцезащитные очки, за плечами рюкзак. Винтовка. Малик суетился рядом, подобострастно улыбаясь.

Меня, все еще в лохмотьях, с трудом вытащили из ямы. Ноги плохо слушались после почти двухнедельного заточения — не было у меня там возможности хорошо разминать ноги и ходить по зиндану. Я стоял, пошатываясь, дыша полной грудью и уверенно встречая взгляд незнакомцев.

Человек в гражданском, тот самый «гость» медленно обошел меня кругом, оценивающе осмотрел, будто скаковую лошадь. Он остановился прямо передо мной. Его глаза были бледно-голубыми и совершенно пустыми, без единой эмоции.

— Надо же, какой любопытный экземпляр! — произнес он на хорошем, лишь с легким акцентом, русском языке. Его голос был ровным, металлическим, как у диктора, зачитывающего сводку погоды.

— Чего? — я просмотрел на него испепеляющим взглядом. Попытался обернуться, но мне в спину тут же уткнулся ствол автомата.

А их старший вытащил из какую-то палку, вроде той, что используют патрули ППС при задержании. Поиграл ей в руках, затем резко замахнулся на меня, явно пытаясь напугать и вызвать соответствующую реакцию, но я никак не отреагировал. Даже глазом не моргнул.

— О! Какой бесстрашный! — он криво ухмыльнулся, посмотрев мне в глаза. — Хорошо, очень хорошо. Ты офицер? Звание? Имя? Говори!

— А не пошел бы ты обратно в свою Америку?

— Ух ты какой дерзкий… Неужели старик Хуммас тебя не приструнил⁈ Ничего, это мы и сами быстро вылечим! Смотрю, ты выносливый. Крепкий. Решительный. Моральный дух тоже в норме! Идеальный образец для отработки.

— Чего ты там сказал? Какой еще отработки? — я с трудом выдавил из себя. Откуда-то из недр памяти всплыла тревожная мысль.

— Ну, как же, — он чуть склонил голову. — Советский офицер, с боевым опытом. Навыки, умение выкручиваться из сложных ситуаций, смекалка. Ты бесценный материал для подготовки бойцов наших новых союзников. Ты будешь в числе тех, на ком они начнут оттачивать свое мастерство. Ты станешь живым учебным пособием. Грушей для биться. Куклой.

Он резко повернулся к сопровождавшему его афганцу с шрамом.

— Этого берем!

Меня тут же грубо толкнули в сторону стоящего внизу, на дороге черного пикапа. Там тоже была охрана.

Я резко обернулся к душману позади меня, намереваясь освободиться, но увидел нацеленный мне в лицо ствол М-16. А американец сзади нанес мне подлый удар своей палкой в районе правого бедра. Я зашипел от боли.

— Ещё раз так сделаешь, сильно пожалеешь!

Тот только усмехнулся.

— Не в этой жизни, русская сволочь!

Сопротивляться и впрямь было бессмысленно — получу несколько новых травм, а ничего не