Муля не нервируй… Книга 7 - А. Фонд

— Муля, где ты ходишь⁈ — возмущённо сказала мне Белла. — Мы уже все давно собрались, за стол не садимся, все тебя только ждём!

— Я в магазин забежал, а там очередь, — сказал я, поставил торт на стол и подошёл к Маше.

Она сильно раздобрела, но выглядела хорошо: румяные щёчки, блеск в глазах.

— Ну, поздравляю, Маша, — сказал я и поцеловал её в щёку. — Ты теперь мать. А где у нас новый член нашего общества?

В ответ раздался писк.

— Сонечка! Вот она! Посмотрите, какая красавица! — мне протянули свёрток, из которого раздавалось тоненькое попискивание. Я заглянул туда и увидел сморщенное личико, безбровое и без ресниц. На меня посмотрели светло-голубые глазки, и рёв моментально стих.

— Она тебя признала! — засюсюкала Маша от умиления.

Лицо её стало лучезарным, лучезарным, и выражение на её лице кандидата наук стало совершенно дебильным. Очевидно включился режим яжематери.

— Она красивая у тебя такая, — сказал я, чтобы польстить Маше, хотя, конечно, как можно судить о внешности новорождённого человека.

— Да она вся такая, как принцесса… она будет красавицей! — тут же наперебой принялись сюсюкать Муза и Рина Васильевна.

— Ах! — тоже защебетала Маша.

И тут же к ней присоединились сюсюкающие Белла и Дуся, и принялись нарасхват рассказывать, какие прекрасные у Сонечки глазки, какой у неё носик и всё остальное.

Я терпеливо выслушал это щебетание, но буквально через полминуты меня чуть не стошнило от общей сироповости, поэтому я торопливо отошёл подальше и уселся за стол.

— Кормить здесь будут? — глядя на умиляющихся баб, строго спросил я.

— Да, да, да! — Дуся, наконец-то, бросила щебетать и принялась споро заканчивать накрывать на стол.

Там, в принципе, уже всё было, Дуся явно постаралась. Я пододвинул к себе тарелку с котлетами и принялся накладывать.

— Да подожди ты, Муля, — сердито сказала Дуся. — Мы же сначала должны выпить за здоровье Сонечки, пожелать ей всего самого лучшего!

— Сейчас и выпьем, и пожелаем, — пообещал я, щедро наваливая себе в тарелку пюрешку. — Пока вы дорежете вот то, что вы режете, я хоть кусочек в себя брошу, а то не доживу я до этого первого тоста — умру с голоду.

Все сразу засуетились вокруг меня, подкладывая кусочки мне в тарелку.

Наконец, когда уже все сели за стол, и даже Маша, которая уложила Сонечку спать, тоже присела с краю, почему-то первый тост велели говорить мне.

Я встал и сказал так:

— Я предлагаю выпить этот тост за нового человека, который появился на нашей планете. Новый советский человек в новом советском будущем. И я надеюсь, что жизнь у неё будет намного легче, чем была у нас. Мы прошли такую тяжёлую войну, и мы победили врага, но впереди у нас будут другие враги и другие ситуации. Я очень надеюсь, что Сонечка пройдёт по жизни легко и у неё не будет таких вот тяжёлых жизненных ситуаций. А ещё я желаю ей любящего мужа и светлого будущего. А также, чтобы у неё в ближайшем будущем появился настоящий отец, — сказал я и посмотрел на мгновенно вспыхнувшую от удовольствия Машу.

Все начали поддерживать меня, засуетились, раздался звон стаканов, все выпили. Затем начали говорить тосты другие. И тут, наконец, Маша, дождавшись, когда все нормально подвыпьют и уже разговор пойдёт по-другому, принялась меня обрабатывать:

— Муля, — сказала она, — я не знаю, говорили ли тебе или нет, но я очень хочу, чтобы ты был крёстным отцом моей Сонечки. Я понимаю, что ты коммунист, и для тебя это может быть невозможно. Но ты понимаешь, я всё-таки из деревни и…

— Погоди, — сказал я, перебивая всю эту тираду. — Я согласен.

На меня тут же все уставились изумлёнными взглядами.

— Я согласен, — повторил я. — Единственное, что… вы же сами понимаете, что в Москве этого делать не стоит?

— Да, мы сделаем это в деревне.

— Ну вот и прекрасно, — кивнул я. — Я не уверен, что я смогу лично поехать к вам в деревню, или где вы там это всё будете проводить… но вписать меня в церковную книгу вы можете. Я согласен быть твоим кумом, Маша. А кто будет крёстной?

При упоминании о крёстной, Маша вдруг смутилась и покраснела.

— Да кто это, кто? — начали приставать к ней бабы.

— Танька… — хрипло прошептала Маша и опустила взгляд. Уши её заалели.

— Какая ещё Танька?

— Ломакина…

Она ещё больше покраснела, не смея поднять на меня глаза.

— Ломакина? — удивился я. — Это не та ли Ломакина, которая на тебя кислотой плеснула?

— Она… — выдавила из себя Маша.

Бабы все были шокированы:

— Как же так-то?

— Да так, в принципе, она неплохая подруга. Просто вот у нас было такое недоразумение…

— Ну ничего себе недоразумение! — Не мог прийти в себя от удивления я. — Когда подруга тебе практически в лицо выливает кислоту, и ты её за это выгоняешь с работы и не даёшь защитить диссертацию, то как же теперь она ещё будет крёстной твоей дочери?

— Мы помирились, — просто сказала Маша и пожала плечами, мол, ну а что тут такого.

Вот это бабы дают, подумал я, но комментировать не стал.

— А как ты дальше планируешь свою жизнь? — спросила Белла.

— Всё просто, — сказала Маша. — Сейчас я буду заниматься Сонечкой, мы будем здесь жить. Ярослав обещал помогать, ходить по магазинам.

При этих словах Ярослав приосанился и кивнул.

— Белла и Муза обещали, если что, посидеть, если мне надо будет там в больницу сбегать или ещё что-то. В баню, например. А всё остальное — нормально, я сама вполне справлюсь. А вот потом, когда Сонечке можно будет идти в ясли, я выйду на работу.

— В институт? — Удивился я. — Тебя решили принять обратно?

Хотя, с другой стороны, раз Мулин отчим уехал в Югославию, то, в принципе, её могут и взять.

— Нет-нет, я в науку идти передумала. Ведь я имею право и преподавать. У нас здесь совсем рядом есть Дом пионеров, и химический кружок ведёт один педагог. Он уже старенький и уходит скоро на пенсию. Мы