Императрица - Ник Гернар

Штальман почти отшатнулся от нее.

— Откуда у вас эти сведения?..

— От Никитина. А у него — от Ладыженского.

Штальман глубоко вздохнул. А у меня непроизвольно руки в кулаки сжались.

Идиот. Неужели он в самом деле порешил Иерофанта, и кто-то слил эти сведения Ладыженскому?..

И что же теперь будет?..

На самого Штальмана мне было плевать, но я беспокоился за Лексу.

— Если я правильно понимаю ваш вздох, Генрих, — продолжила Анна, выдержав небольшую паузу. — то у вас нет двух дней. Вы тронули члена чужой семьи, нарушив одно из главных условий сообщества, которому принадлежите. Прямо сейчас Всевидящее Око на вертолетах везет сюда своих любимых питомцев — сорок восемь измененных с целым перечнем боевых способностей в том числе и S класса. Это целая армия, Генрих. Еще несколько часов, и все будет кончено. И когда все эти люди, перешагнув через множество трупов, окажутся здесь, никакой закон, никакая служба безопасности их не остановит. Думаю, даже их хозяева будут не в силах вмешаться, если вдруг по какой-то причине этого пожелают…

Пальцы Штальмана впились в деревянные подлокотники. Теперь он смотрел на Анну, а скорее на свое искаженное отражение в столе.

— Добавлю еще кое-что от себя, — сменив официальный тон на доверительный, сказала Анна. — Если бы вы оказались замешаны в смерти, скажем, кого-нибудь из Биосада, или ФармаКом, или еще какой-нибудь другой компании — тут еще можно было бы вспомнить Джованни Барези с его блистательным побегом из Милана в Непальскую Долину. И на что-то надеяться. Но речь идет о корпорации, специализирующейся на системах безопасности и слежения. Мне жаль, но вы никуда не уйдете. И ваша дочь — тоже. Поэтому… Примите правильное решение.

Она сделала многозначительную паузу. И я сразу догадался, что она имеет в виду.

А между тем Анна продолжила:

— Все инициаторы переговоров, и я сама готовы стать гарантом того, что в этом случае ситуация разрешится правильным образом. В случае непредвиденных осложнений Дмитрий Владимирович Никитин лично прибудет в резиденцию и обеспечит безопасность Александре — до тех пор, пока она в этом будет нуждаться. Против всех не пойдет даже Всевидящее Око, в особенности лишившись поддержки своего основного партнера. У вас есть четверть часа на то, чтобы обдумать предложение.

Она поднялась с кресла, а у меня в голове все еще звучали ее слова о том, что «Никитин лично прибудет в резиденцию».

Хоть бы пронесло. Потому что для полного счастья мне сейчас только этой встречи не хватало.

Мы вышли из кабинета в холл, где из угла в угол бродили нервные представители враждующих коалиций. И только Лекса, как статуя, сидела посреди комнаты. В ее безразлично раскрытых ладонях лежали какие-то микросхемы, мини-ключи и…

Я невольно замедлил шаг, уставившись на ее руки, в которых блестел интерфейс.

Анна сначала недовольно обернулась на меня, но тут же уловила направление моего взгляда — и буквально застыла, как вкопанная. А позади нее замер Тень, которого, по всей видимости, Штальман выставил из своего кабинета следом за нами.

Он тоже увидел устройство.

Анна обернулась на него — как раз в тот момент, когда Тень уставился на Лексу.

Он поспешно отвел глаза. Вернее, слишком поспешно. И наткнулся на вопросительный взгляд Анны.

А потом мы все трое переглянулись между собой, прекрасно понимая то, о чем не было сказано ни слова.

И так же, ни слова не говоря, опять повернулись к Лексе.

Устройство, по всей видимости, еще недавно счастливо функционировало в голове Иерофанта. А теперь оказалось в руках такого ребенка.

И это не сулило ничего хорошего.

Тень встрепенулся. Жестом велел нам отойти в свой угол. Проходя мимо Лексы, неприметным утешающим жестом сжал ей ладони плотней.

Она поняла. Убрала свои сокровища в карман.

Несколько минут в холле висела абсолютная, удушающая тишина. Потом начальник охраны тронул инфономик у себя на виске, кивнул и повернулся к Лексе.

— Александра Генриховна, проследуйте, пожалуйста, за мной.

Но та даже не пошевелилась.

— Александра Генриховна?..

— Пошел в жопу, — проговорила Лекса. — Я никуда не уйду. Я буду здесь, — она обвела присутствующих ненавидящим взглядом, как затравленный зверек. — Слышали все? Я никуда отсюда не уйду!

В этот момент дверь в кабинет открылась.

На пороге стоял Штальман. Весь подтянутый, торжественный.

— Я тебя услышал, — сказал он Лексе. — Я бы, конечно, предпочел, чтобы ты этого не видела. Но если хочешь остаться, я запрещать не стану.

Она подскочила к отцу и с яростью набросилась на него:

— Не смей сдаваться, ты слышишь? Не смей!!! Надо драться, до последней пули, до последнего зуба во рту!..

— Это не сдача, Лекса, — мягко сказал он, поймав ее за запястья. — Это капитуляция перед неизбежным. Я совершил ошибку, и этого не исправить. Иногда достойный проигрыш — единственная возможная победа. Для меня и для тебя.

— Мне не нужна такая победа! Ты слышишь⁈

— Александра! — прикрикнул Штальман на дочь. — Я тебе никогда не приказывал. Но сейчас я приказываю тебе — прекрати, или тебя выведут отсюда!..

Лекса сразу резко умолкла. Отступила на шаг.

Смотреть на нее было больно.

— Сделай все, как я тебе велел. Ты поняла? — строго спросил Штальман.

— Поняла, — еле слышно отозвалась Лекса.

— Его правда никак нельзя спасти? — тихо спросил я Анну.

— Ни единого шанса, — так же тихо отозвалась она. — Девчонке повезет, если живой останется. Идем, дольше нам тут оставаться нельзя. Нужно дать понять остальным, что переговоры состоялись и прошли успешно.

Мы вышли на крыльцо, и свежий воздух ударил в лицо, резко контрастируя с удушающей атмосферой внутри. Вояки на улице прекратили разговоры между собой и выжидающе уставились на нас, на всякий случай положив руки на оружие.

Напряжение зазвенело в воздухе.

Мы прошли через двор на улицу и отступили в сторону вместе со всеми своими сопровождающими. А ворота так и остались открытыми.

Люди и киберы зашевелились. Подтянулись поближе, стараясь занять место получше.

— Похоже, они жаждут зрелища, — тихо сказал я, глядя на нетерпеливые лица бойцов.

— Они скорее жаждут узнать, нужно ли им продолжать убивать друг друга, или можно разойтись по домам на обед, — так же тихо ответила Анна. — Большинству из них глубоко плевать на проблемы и Штальмана, и Ладыженского, у них свои имеются.