Демоны, одетые в людей - Дарья Мышкина

— Честно признаться, я впервые за долгое время столь сильно увлечен делом, — искренне поделился он. — За все то время, что я служу обществу «Канхото», не происходило ничего подобного! Были масштабные разбирательства и оппозиция с обеих сторон, во времена Второй Мировой и инкицизий Кисточкина, например. И все же, это не сравнится с тем, что происходит сейчас. Неизвестность цели, непонимание мотивов и тщательная маскировка какого-то крупномасштабного дела. Я в восхищении!

— Неужели за века не происходило ничего такого? Они ведь взяли откуда-то информацию, которая указала им путь.

— Такого точно не происходило! — усмехнулся Гронский, — Однако ты права, информацию он нашел…

— Интересно, найдет ли что-нибудь Дара?

Резко встав из-за стола, демон убрал грязную посуду и направился к выходу, попутно собирая волосы в хвост.

— Ты куда? — я встала следом.

— Я смею покинуть твою чудную компанию и отправиться по неотложным делам, — спокойно ответил Гронский. — Я прибуду за час до выхода, у тебя будет время собраться в театр.

— А во сколько мы выходим?

— В полшестого, без опозданий, уважая чувства пунктуальных!

— До встречи… — попрощалась я, закрывая за ним дверь.

Тяжело вдохнув, я направилась в глубь чужой квартиры, внимательно исследуя каждый угол. Все вещи аккуратно лежали на своих местах, а дорогая мебель совсем позабыла о пыли, что так часто стелется на подобных поверхностях. Рай для человека с ОКР.

В гостиной, над высоким дверным проемом, висела голова рогатого козла. Я скорчила удивленную гримасу и двинулась дальше, поднимаясь по лестнице. Остановившись на последней ступеньке, я взглянула вниз, и голова тут же закружилась, придумывая сюжеты о моем возможном падении.

На втором этаже было несколько комнат. В одной из них я спала, вторая играла роль ванной, а третью я старательно обходила стороной, не желая поддаваться любопытству.

— Думаю, если бы он не хотел, чтобы я туда заходила, то предупредил бы… — сказала я себе, направляясь к спальне Гронского.

Я открыла дверь и вошла внутрь. Шторы были распахнуты и солнечный свет хорошо освещал просторную спальню. Я уже была тут, когда мы с Гронским заливали рубашку перекисью, но в тот вечер мне не удалось разглядеть все столь же внимательно.

На стенах, в серебристых рамках, висели черно-белые фотографии разных размеров. На всех позировал Гронский, лицо которого, на каждой, казалось одинаково равнодушным. Его одежда менялась, становясь все более современной, как и качество картинки. Где-то он стоял на фоне серых танков, в длинном кожаном плаще, а где-то, придерживая за руку возрастную мадам, позировал возле деревянного особняка. Я всматривалась в изображения и понимала, что они имеют поразительную историческую ценность. Он запечатлел себя в каждой прожитой эпохе, в которой, конечно же, была возможность сделать фотографию. Не удивлюсь, если он прячет свои древние портреты где-то в закромах квартиры.

Я подошла к углу и взглянула на последнюю фотографию, висящую в тени. На ней виднелся все тот же Гронский, а рядом с ним, занимая большую часть фотографии, висело женское тело. Грудь девушки была истерзана в клочья и лицо набухло мертвецкой синевой, которая отчетливо проглядывалась даже на черно-белом изображении. Это была единственная фотография, на которой губы Гронского поползли наверх. Я дотронулась до рамки и прикрыла глаза, желая почувствовать энергию неживого предмета. Ничего не ощутив, я отстранилась и прошла к громоздкому комоду. Ящики были заперты на ключ, а на верхней панели стояли лишь флаконы парфюма и несколько баночек с косметикой. Опустив глаза, я всмотрелась в пол и увидела темно-бордовые пятна, выползающие из-под кровати засохшими разводами. Я опустилась на колени и дотронулась до них, проникая в чужеродное энергетическое поле. В голове зашумели приглушенные женские вопли, принадлежащие абсолютно разным девушкам, энергия которых давным-давно перестала быть живой. Сначала их голоса разнились, но спустя несколько секунд, они сложились в один огромный ком, оглушающий сознание. Я зажмурилась и увидела тянущиеся к лицу фарфоровые руки. На горло надавили и я стала задыхаться, активно захватывая ртом остатки кислорода. Распахнув глаза, я испуганно отползла от кровати и стала массировать разболевшуюся шею.

— Что же ты такое делал с ними, Гронский? — прошептала я, глядя на засохшую кровь. — Сколько душ ты загубил?

За спиной заскрипела дверь, и я оцепенела, впиваясь ногтями в свою дрожащую лодыжку. Машинально задержав дыхание, я медленно обернулась и увидела шагающую ко мне Гебу. Пантера сыто порычала и села рядом, словно интересуясь, что же я тут забыла. Я выдохнула и улыбнулась, подсаживаясь к ней.

— Ты ведь не скажешь своему хозяину, что я сюда заходила? — спросила я, поглаживая ее по крупной голове.

Она плюхнулась на пол и закрутилась в наслаждающийся клубок, требуя ласки и внимания.

— Надеюсь, что это знак согласия!

Геба довольно зыркнула на меня совиным взглядом и громко замурлыкала, подставляя под руку пушистое брюхо. Поднявшись на ноги, я взглянула в зеркало и последовала прочь, прикрывая за собой дверь. Пантера вскочила вслед за мной, и мы направились в мою комнату, где меня уже ждали пакеты с новой одеждой.

Платьев оказалось великое множество, но приглянулось мне длинное и черное, что эротично обтягивало тело, одновременно скрывая и показывая прелести фигуры. Геба сидела рядом и следила за мной, безмолвно помогая выбрать нужный наряд. Я покрутилась перед зеркалом и засияла, восхищаясь собственным видом. Раньше, моя внешность казалось мне обычной, но сейчас, в данном платье, я увидела несравненную красоту. Одежда сильно меняет людей.

Подойдя к кровати, я залезла в свою сумку и стала искать флакончик с духами. В руках появилось что-то мягкое и теплое. Я вытащила подаренного Иоанном медведя и присела на кровать, поглаживая шерстяную игрушку. К горлу подступил ком, и я невольно проронила скупую слезинку. В глубине души я понимала, что Иоанн мне больше не друг, но где-то на поверхности продолжали теплиться надежда.

Я поставила игрушку на тумбочку возле кровати и отошла в сторону, стараясь не глядеть в искусственные глаза. Они напоминали мне о предательстве и лжи, которой, как оказалось, больше, чем я могла предположить. Мое представление о мире перевернулось с ног на голову. Ангелы больше не кажутся хорошими, а демоны плохими. Они одинаково равны в личностном плане, лишь роль, которую они играют, отличает их друг от друга. Если мне уготовано играть роль злодея в этом спектакле, то я не буду жалеть тех, кому уготовано играть роль спасителя. Как бы не разгоралась моя жалость и скорбь о домашнем тепле, как бы не болела душа и не ныло