Моровое поветрие - Рита Хоффман

– Не скажешь обо мне ни слова хорошего над могилой? – хмыкнул Лука.

– Убью каждого, кто виновен в этом, а потом в Навь спущусь и найду тебя, – серьезно ответил Владлен. – Знаешь, что мне в Боге новом нравилось?

– Что?

– Он беспощаден. – Владлен проглотил горький ком. – Он не знает жалости.

В роще было тихо, никто не совал сюда носа после того, как молния выжгла идолов. Владлен хотел бы отнестись к новому Богу с большим уважением и прочитать заветные слова в другом месте, но рядом не было ни храма, ни церкви, только роща.

Он уселся на землю, достал из мешка щепки и принялся складывать их, чтобы развести костер. Лука примостился рядом, стащил рубаху и стал терпеливо ждать.

– У тебя руки дрожат, – заметил он. – Боишься?

– Боюсь, что не поможет, – ответил Владлен. – Если бы мы своими глазами Морену не видели, если бы не встречали Долю и Недолю, я бы даже пытаться воззвать к новому Богу не стал. Они же, ну… Иной природы, да? Не такой уж я и особенный, чтобы откликаться на мой зов, даже белый плащ не носил. В церквях бывал нечасто, безликим иконам не кланялся…

– А я и вовсе не человек. С чего бы этому вашему Богу мне помогать?

– Говорят, он милостив.

– А ты сказал, что беспощаден.

– Так то к врагам. Я слышал, к некоторым Светозарным снисходит такая сила, что их мечи начинают гореть пламенем.

– Я сказал бы, что это бред, но на моих глазах Морена врата в Навь отворила, – пробормотал Лука. – Думаю, в этом мире место любому богу найдется, хоть старому, хоть новому.

– Это ты так думаешь. Светозарные иного мнения.

Щепки занялись, пламя разгорелось. Владлен достал склянку с маслом, сжал ее меж ладоней и зашептал, глядя в огонь:

– Отец наш Небесный, дай мне сил, дай мне воли, пусть рука моя не знает промаха, пусть сердце не знает жалости. Защити, Отец, от проклятий и ядов, от ведьминых взглядов, от морока и порока, от слова дурного, от страха и боли, от слабости плоти…

Каждое слово давалось с трудом, все нутро Владлена противилось. Нечасто им с Рыжем приходилось к этому Богу обращаться, во время охоты они обходились оберегами и ритуалами. Но, видимо, время пришло. Когда, если не сейчас? Самый близкий человек на пороге смерти стоит, тут в кого угодно уверуешь, перед кем угодно распластаешься, лишь бы помог.

Владлен обмакнул пальцы в масло, повернулся к Луке и жестом велел ему скрещенные руки с груди убрать. Пальцы предательски дрожали, но вера крепка была как никогда.

– Призри, услышь меня, Господи, Боже мой! Просвети очи мои, да не усну я сном смертным; да не скажет враг мой: «Я одолел его». Да не возрадуются гонители мои, если я поколеблюсь. Я же уповаю на милость Твою; сердце мое возрадуется о спасении Твоем; воспою Господу, облагодетельствовавшему меня[4].

Договорив, Владлен нарисовал на груди Луки крест и прижал к нему руку в глупой надежде, что сердце вдруг забьется под ладонью.

– Одевайся, – нехотя сказал он, когда ничего не произошло, – и ступай к Рыжу.

– А ты?

– Позже приду. Хочу еще посидеть.

Думал, что Лука станет допытываться, задавать вопросы, но тот надел рубаху и ушел.

Ветер шептал, зелень ему вторила, день выдался благостным и прохладным. По ярко-голубому небу кучерявые облака плыли, и все это должно было умиротворять, успокаивать мятущуюся душу, но Владлен сгорал изнутри, как кедровые щепки в костре.

– Я не знаю, как к Тебе обращаться, – тихо заговорил он, – никто меня не учил, а если и пытался, то я его к черту отправлял, скажу честно. Мне казалось, что я умнее всех, что удача на моей стороне всегда будет. Но оплошал. Ты, наверное, и сам все видел. Я не уберег того, кому защиту обещал. Он-то думает, что это его крест – защищать меня, но мы с Тобой знаем… – Владлен вздохнул и горько усмехнулся: – Уверовал ли я? Это вряд ли. Знаю, что наш мир богами полнится, что за все на свете кто-то да отвечает. И всякая нечисть не из воздуха появляется, да и Навь я вот этими глазами видел, представляешь? Что до Тебя… Честно скажу: Светозарные – козлы те еще. Не знаю, что там в вашей Святой Книге написано, но если что-то вроде «убивай каждого, кто с тобой не согласен», то Ты тоже тот еще козел. Что-то не очень складная молитва получается…

Замолчав, Владлен склонил голову и уперся лбом в сложенные ладони. Умудрился даже Богу нагрубить, это надо же…

– Слушай, Ты скажи только, что сделать нужно? Я на что угодно пойду, чтобы его спасти, Ты же знаешь. Белый плащ мне вряд ли надеть позволят, но я и в черном справляюсь неплохо. Хочешь, до конца своих дней буду нечисть истреблять во славу Твою? Безликую икону пообещал бы купить, но у меня нет красного угла, даже дома нет, если честно…

Крупные капли упали на штанину, оставив на ткани темные пятна.

– Видишь? – Владлен всхлипнул. – Ничего у меня нет, только Рыж да Лука. Сердце вернуть не прошу, мы справимся – Рыж и не с таким справлялся, Ты только дай Луке времени, Богом про… А, тьфу…

Долго ревел. Лицо и губы опухли, нос чесался, глаза болели, а он все продолжал рыдать над медленно угасающим костерком.

Справившись с собой, Владлен устремил взгляд на последние, самые слабые язычки Живого Огня, еще трепетавшие над обуглившимися щепками, и тихо сказал:

– Я знаю лишь несколько наставлений из Твоей Книги: «Ворожей не оставляй в живых»[5], «Мужчина ли или женщина, если будут они вызывать мертвых или волхвовать, да будут преданы смерти»[6]. Раз не хочешь внимать моим косноязычным молитвам, давай заключим сделку: я стану Твоей карающей дланью, а Ты дашь нам время спасти Луку.

Все, что внутри кипело, он в эти слова вложил. Всю боль, смятение и страх. Все свое отчаяние.

Мгновение назад умиравший огонь перекинулся на руку Владлена. Он не обжигал, но и приятными его прикосновения не были. Пламя щипалось, прижигало кожу, взбиралось все выше, к сгибу локтя, и, добравшись до нежной ямочки, свернулось в буквицу, одну из тех, что Светозарные на своих плащах носили, – три простые линии, соединенные меж собой четвертой. Владлен не знал ее смысла, но при взгляде на нее нутро наполнялось странным трепетом.

Не было больше пути назад. Божественное клеймо подергивалось, остывало и чернело.

Владлен стиснул зубы и кивнул:

– Да будет так.

Глава 23. Ярина

Нелегко оказалось читать бабкину книгу: часть записей была на неизвестном языке, и как бы Ярина ни пыталась к ним подступиться, не понимала ничего. Еще и Вереск пропал куда-то после того, как вернул ей Агриппины записи, будто сквозь землю провалился.

Зато Станислав был рядом. Вот сейчас он поставил плошку с едой на стол и сел возле Ярины. Она в благодарность сжала его руку и ласково улыбнулась:

– Что слышно?

– Охотники заперлись в покоях, днями и ночами что-то обсуждают, даже поесть не выходят, – ответил он. – Заняты чем-то сильно, но больше ничего не скажу: меня к себе они не подпускают.

– И ладно, пусть секретничают, – отмахнулась Ярина и подвинула к нему книгу. – Скажи-ка, не кажутся ли тебе эти слова знакомыми?

Тот склонился над страницей и долго хмурился, а затем смущенно произнес:

– Должно быть, твоя бабка была лучше меня обучена. Ни слова не понимаю, уж прости.

– Я тоже ничего не понимаю. – Ярина вздохнула. – И Вереск пропал, это ж надо было ему именно сейчас исчезнуть!

– Откуда он вообще взялся?

Ярина посмотрела в его чистые, честные глаза и решилась признаться:

– Я расскажу, только ты пообещай, что не станешь шарахаться от него.

– Не таким уж и страшным он выглядит. Или ты думаешь, что он меня пугает? – Станислав хмыкнул. – Мелковат он, чтобы меня…

– Он черт, – выпалила Ярина.

Вот тут-то лицо Станислава и вытянулось.

– В смысле характер у него дрянной и он пакостить