Дайте мне меч, и я переверну мир! Том 5 - Стас Кузнецов

Ждать да догонять я терпеть не мог, предпочитая возглавлять по принципу, если хочешь сделать хорошо — сделай это сам. Но птицу отпустить или передоверить я не решился. Да и назвавшись груздём — нужно лезть в кузов. Если принял на себя командование, умей отдавать приказы и доверять задачи, а иначе никакой ты не командир, а просто ломовая лошадь, на которой любой, кому не лень катается по сто раз на дню.

Всё же я нервничал, отстукивая секунды ногой. Вывести Питера во двор, дело не плевое. Я слишком хорошо помнил нечеловеческую силу гиганта и степень его безумия. Всем может крепко не поздоровиться, если его опять перемкнёт.

— Ну что Кармалита, сможешь своего мужа простить? — обратился я к птице, чтобы как-то скрасить ожидание. — Он в конце концов за свою ошибку дорого заплатил, но не случись этой ошибки, не случилось бы вас. Он свою любовь тебе доказал, теперь дело за тобой.

Получилось так нравоучительно, что мне самому сделалось за себя неловко, точно старый дед стал поучать молодожен, с какого боку к кому подходить.

Птица внимательно меня слушала, а потом возьми да клюнь слегонца в нос. Я не будь осёл намек понял.

— Ладно-ладно, сами разберётесь, — примирительно согласился я. — Нервничаю я, извини, вы в свою лавстори столько людей умудрились втащить.

Я снова почувствовал, что говорю не то и прикусил не в меру ретивый язык.

В этот момент, звеня цепями во двор вывели Питера. Ступал Питер тяжело, как на ходулях, видимо, разучился за столько лет ходить. Глаза у него были остекленевшими, пустыми. Волосы и борода спутанными лохмами свисали с головы. А самое неприятное от мужика еще и пованивало.

Насчет припадка, опасался я зря, Питер был абсолютно спокоен. Однако я инстинктивно сделал шаг назад, чуть сам в штаны не навалив, при виде гиганта, перегородившего собой свет.

Шансы на благоприятный исход и примирение супругов таяли на глазах. Подними мы труп из могилы, он выглядел бы привлекательней. Да, при виде такого чудовища, любая женщина даст обед безбрачия.

Я затаил дыхание, напряженно ожидая, что Кармалита сейчас вспорхнет с моей руки и умчится куда глаза глядят. Однако птица продолжала сидеть, Питер стоять, позвякивая цепями и глядя в землю.

Мы стояли друг против друга и ничего не происходило. Время поменяла текстуру, сделалось тягучим и застыло в лёд. Мы же все вместе впали в анабиоз.

— Что дальше-то, сокол? — не утерпел Агафон, переминаясь с ноги на ногу.

— Дальше? — хрипло отозвался Питер, закатывая глаза. — Пустота.

Он душераздирающе закричал. Ноги его подкосились. Он упал и забился в судорогах, захрипел из-за рта пошла пена.

Петля из сколопендр на его шеи сжималась, лишая воздуха и причиняя боль. Разбитый в осколки разум метался по черепушке, но лишь растревоживал старые раны. Которые отнимали последние силы. Да и не боролся Питер уже, желая одного — обрести хоть какой-нибудь покой.

Кожу обжог ледяной ветер. На солнце наползала тень луны. День мерк. В небе зловеще закружили, закаркали вороны, предчувствуя поживу.

Раздался жалобный птичий крик. Белая птичка коршуном слетела с моей руки и закружила над Питером. Птица спикировала на сколопендр, которые душили Питера. Когтями и клювом вырывая мужа из чужих объятий.

Сколопендрам это не понравилось. Они дали отпор, тяжелой плетью хлестанув птичку по крылу. Она не успела увернуться, и крыло с хрустом сломалось, безвольно повиснув за спинкой. Но птица не сдавалась, продолжая сражаться.

Однако третий удар сломал ей второе крыло, и она упала на грудь Питера, отчаянно перебирая лапками.

Из глаз Питера покатились слёзы. Солнце погасло. День обернулся ночью. Ветер усилился, при этом даже ветер был противоестественно молчалив, не насвистывая свою излюбленную песню.

Агафон упал на колени шепча молитвы богине жизни Аве. Томаш с Филом с надеждой смотрели на меня. Значит, всё-таки признавали во мне лидера, мельком отметил я.

Это была не моя битва и напрямки вмешаться в неё я не мог. Чувствовал, что если вмешаюсь, то будет только хуже. Однако в Пластилине колец имелся подходящий рецепт в таких ситуациях: 'Я не могу нести кольцо за вас, но я могу нести вас!

Я прикрыл глаза и выпустил из себя сокола. Сокол всё понял, подхватив белую птичку себе на спину, спасая её от контрольного удара по хребту. И пикируя куда маневренней и точнее белой птички, предоставил ей возможность крушить врага клювом и когтями, уворачиваясь от ударов сколопендр.

На этом я не остановился и с тал по ходу дела исцелять Кармалиту и вливать жизненные силы в Питера.

Сработало. Белая птичка вновь встала на крыло. Питер схватился могучими руками за сколопендр и разорвал петлю.

Луна медленно стало сползать с солнца, высвобождая свет. Ветер стих.

Петя на шее Питера была разорвана в клочья. Сколопендры пытались уйти в землю, но вновь окрыленная моими усилиями белая птица и мой сокол не дали осквернить огород Агафона, безжалостно добивая тварей.

Над нами опять сияло жизнерадостное солнце. В траве застрекотали кузнечики, зачирикали в кустах птички, да лошади заржали в стойлах. Мир вернул прежний безмятежный вид, даже Питер, вновь стоящий на ногах, перестал выглядеть столь зловеще.

Сокол воссоединился со мной. Белая птица ударилась о землю и обернулась ясной девицей. Кармалита оказалась тоненькой хрупкой и очень красивой. Не зря Закира бесилась, на мой вкус принцесса была куда привлекательней узурпаторши.

Кармалита кинулась на шею, застывшему истуканом, Питеру, сделавшись еще более маленькой и беззащитной в его медвежьих руках. Невольно просилась ассоциация с красавицей и чудовищем.

— Питер-Питер, — плача причитала девушка, уткнувшись в спутанную волосню мажа. — Живой, а я и не чаяла…

— Прости меня родная, — бормотал он, бережно обнимая свою заморскую принцессу.

— Нет, это ты прости. Всё из-за меня….

— Нет, это я виноват! Ох, еще и я в таком виде перед тобой…

— Глупый. Для меня твой вид — это лучшее, что я видела в жизни…

Хотя влюбленные кроме друг друга никого не замечали, нам все же дружно в этой сцене сделалось неловко. Поэтому мы слегка в сторонку, чтобы дать им немного поговорить и прийти в себя.

Я опять вычерпал себя под ноли и едва держался на ногах, усталость подменяла собой все желание. Однако каким-то образом в моей дурной голове упёрто копошилась навязчивая мысль, а случись бы со мной нечто подобное и выгляди я столь же уродливо, Стелла