Спасти СССР. Реализация - Валерий Петрович Большаков

class="p1">— Да понимаю я… — вымученно улыбнулся подполковник. — Я ей яблок достал, подушку подложил… Она сидит, хрумкает, «Белые ночи» перечитывает… Довольная такая, улыбается… А переживать одному мне приходится!

— Ну, и правильно! — фыркнул я. — Роженице стрессы ни к чему. Вы извините, что оторвал от… э-э… от переживаний.

— Да нет, Андрей! — Минцев резко мотнул головой, собирая наброски в кучу. — Я, честно говоря, обрадовался даже, что хоть какой-то перерыв в моей беготне по стенам, хе-хе…

Гулко клацнув, отворилась лакированная дверь в кабинет, и порог переступил дядя Вадим — представительный, вальяжный даже, но загрубелое, словно рубленое лицо выдавало бывшего работягу.

— А, ты еще здесь, Андрей? — обрадовался он. — Привет! Георгий, что, Светлану замещаете?

— Да вот… — подполковник суетливо уложил бумаги в тощую кожаную папку, и крепко пожал руку Данилина, «мозолистую и свою». — Мое почтение, Вадим Николаич! Всё, убегаю!

Минцев выветрился из кабинета, а Томин дядя, посмеиваясь, развернулся ко мне.

— Тут такое дело, Андрей… — закряхтел он, топчась растерянно и смущенно, чего за ним обычно не водилось. — Ты не мог бы задержаться еще… м-м… на полчасика?

— Ну-у… — потянул я, мысленно вороша версии. — Мог бы. А зачем?

— Да тут один товарищ должен подъехать, из обкома ВЛКСМ… Чуть ли не сам Колякин!

— К Светлане? — прищурился я. — Или по мою душу?

— По твою, — Данилин глянул прямо и серьезно. — Ты против?

— А это зависит от того, чем мне расписываться придется… — ухмыльнулся я. — Чернилами или кровью.

Дядя Вадим громко, хотя немного притворно, рассмеялся и хлопнул меня по плечу.

— Не боись! Не знаю, так ли уж страшен для Сатаны крест, а вот серп и молот ему точно не по нутру!

* * *

Я остался один в пустом кабинете. Даже шумы райкома почти не доносились — торопливые шаги функционеров гасила «кремлевка», раскатанная вдоль коридора, а стрекот пишмашинок воспринимался на пороге слышимости.

За окном, наконец-то, проглянуло солнце, однако погода не баловала — зима, будто прознав о наступлении весны, переходила в контрнаступление: всю ночь шел снег, а с утра калил щеки морозец.

Свежий наст смотрелся нарядно, как накрахмаленная рубашка. Я усмехнулся, вспомнив, как однажды разочаровал Тому «Большую». Она-то полагала, что снежинки — чистейший образец небесной влаги! А ведь внутри этих холодных шестиугольных звездочек — пылинки. Ядрышки грязи, как центры кристаллизации.

Сам не люблю, когда пышные белые сугробы чернеют от вешнего тепла! Неприятно смотреть на безобразные льдистые останки, что текут, обращаясь в слякоть. Но такова жизнь, такова природа — вечный круговорот смертей и рождений…

Я насупился. Что-то меня на философию потянуло. Наверное, это продолжение вчерашних «размышлизмов».

Отступит совсем немного времени, отшелестят листочки календаря, и надвинется вплотную середина марта. Ровно два года минует с моей «инфильтрации». Дата!

Вечером я тяготился тем, что успел так мало. Впрочем, и контраргументы были весомы — вон, как взбаламутил водичку в здешнем застойном аквариуме! Пускай на днях сняли Бахтияра и добили «Бессмертных», последних гвардейцев шаха, но будущее Ирана туманно… Зато не отколется Польша, не полыхнет в Афгане!

Даже гибель Брежнева дала позитивный толчок — переформатированное Политбюро, хоть и сохранило долю прежней аморфности, всё же готово действовать куда более энергично, обдуманно и решительно, чем прежде. А уж как оживилась пресса!

О ближайшем пленуме пишут мало — скорее всего, в последний день февраля ЦК КПСС формализует уже сделанное, укрепит, углубит, наметит… Но сколько же надежд и чаяний людских вяжется с майским «Большим Совещанием»! Возможно, будущие историки именно пятнадцатое мая назовут точкой бифуркации или даже Второй Великой Революцией, тем самым днем, когда корабль под гордым, хотя и поблекшим названием «СССР» выведут из болота на чистую воду, надраят палубу, закрасят ржавые потеки на бортах, починят пыхтящую, чадящую турбину — и новый капитан скомандует с легким белорусским акцентом: «Полный вперед!»

О, я прекрасно помню, как в покинутом будущем хаяли «совок», как спрашивали с издевательской ухмылочкой: «А зачем спасать тот Союз? Чего для? Кому он, вообще, нужен?»

Вон, дескать, последний генсек с первым президентом РФ дружно развалили СССР, под бурные аплодисменты из-за океана, и хоть кто-нибудь из «советского народа» встал на защиту «социалистической Родины»?

И очень хорошо, что не встал, иначе мы бы огребли все горести и несчастья Второй Гражданской войны!

«Союз нерушимый» развалился в первую очередь из-за неспособности «партии и правительства» справиться с проблемами, постепенно нарастающими из-за этой самой неспособности. А чтобы отвечать на явные и неявные угрозы, их надо было замечать, желательно вовремя.

Любые общества проходят через спады и смуты — по Гегелю кризисы вообще топливо роста. Аппарат власти должен — обязан! — уметь перерабатывать выявляемые трудности и «отдельные недостатки» в развитие. Когда этой потенции нет — реальность разрешает кризисы явочным порядком, через революции, бунты-мятежи-погромы…

В СССР мышление руководства было очень архаично и ограничено неширокими идеологическими рамками. Кроме того, в силу возраста, личный горизонт руководителей был невелик, и предпочтение отдавалось комфортному инерционному сценарию вместо некомфортного реформационного.

В целом, сигналы о том, что развитие тормозится и проблемы, носящие системный характер, нарастают, шли как минимум с середины семидесятых. Однако серьезно думать о том, чтобы как-то менять «базис», затевая «предперестройку», стали лишь в начале восьмидесятых. И то, отложили всё «на потом», дожидаясь, пока «старики уйдут». В итоге почти десять лет драгоценнейшего времени было потеряно, кризисные явления серьезно отяготились и усложнились, в том числе в идеологической сфере.

На это, как прогорклое масло на черствый хлеб, наложился ряд «несчастных случаев» типа Афганистана, польского беспредела, Чернобыля или, скажем, инспирированного Штатами резкого падения цен на нефть — событий исторически необязательных. Всё вкупе и толкнуло СССР в воронку краха.

Это — правда, горькая и некрасивая, но даже она тонула в газетных помоях «эпохи гласности». Ух, сколько вранья насочиняли «прорабы перестройки»! Сколько дурнопахнущего информационного силоса скормили населению бывшей сверхдержавы!

Прекрасно помню, как, брызгая слюною, мне доказывали, что Горбачева продвигал Андропов (хотя кадровые вопросы высшего уровня решал исключительно Брежнев!), что Запад никак не вмешивался в наши дела, и СССР благополучно распался сам…

Но как перекричишь рёв одураченных толп?

Я прижался лбом к холодному стеклу и скосил глаза на заметенные газоны.

«Ты бы еще вспомнил наивные россказни о советской элите, сговорившейся монетизировать идеалы революции, конвертировать в яхты и виллы на Лазурном берегу… — усмехнулся я, кривя губы. —