Кубинец - Алексей Викторович Вязовский

становились громче, интонации — резче. Я стоял в стороне, слушая их. В словах каждого была своя правда, своя боль, своя надежда. Куба была расколота, разделена между теми, кто верил в революцию, и теми, кто боялся ее, теми, кто цеплялся за прошлое, и теми, кто мечтал о будущем. Я понимал, что эта дискуссия не приведет ни к чему. Каждый останется при своем мнении. И только время покажет, кто прав.

Мне не было дела до Фиделя, до Батисты, до американцев. Каждый день я думал о своей собственной цели.

* * *

Весь день вроде как заходил дождь — плотные тучи висели над землей, казалось, вот-вот, и хлынет ливень, но незаметно все рассосалось, и к вечеру небо прояснилось. И даже приемник шипел и трещал намного меньше.

Ведущий, чей голос звучал возбуждённо, почти истерично, начал передавать новости. Похоже, редакционная политика у них поменялась. Или это другая станция? Потому что теперь с Батистой борются не бандиты, а повстанцы. Сначала рассказали о Че Геваре — его отряды, как сообщалось, двигались на Гавану с запада, занимая ключевые позиции. Захват Санта-Клары — это была серьёзная заявка на победу. Теперь она в руках революционеров. Как это изменит расклад? Вряд ли Батиста сможет удерживать столицу, если ключевые оборонительные пункты переходят к повстанцам.

Затем последовали новости о Камило Сьенфуэгосе, чьи силы направлялись к Колумбии — главной военной базе страны. Ещё один удар, прямой и болезненный, в самое сердце обороны диктатора. Постепенно, из обрывков фраз и нарастающего шума в эфире, вырисовывалась картина стремительного коллапса. И если Че брал столицу провинции, а Камило — казармы, то Фидель, как донесли через несколько минут, уже захватывал Сантьяго-де-Куба, выступая перед ликующими толпами. Это был конец. Правительство, которое теряет контроль над крупнейшими городами и ключевыми военными объектами, теряет и легитимность. Народная поддержка — вот что было самым мощным оружием в этой войне. А народ, судя по новостям, уже перестал бояться и открыто праздновал победу.

— Батиста точно все, — тихо произнёс Барба Роха, словно подтверждая мои собственные мысли. Спокойно сказал, без эмоций. Он просто знал.

Я лишь кивнул. Слова были излишни. План Фиделя — организовать восстание в столице — казался теперь избыточным. Зачем, если режим и так рушится? Но это было бы слишком просто. Всегда есть детали, которые ускользают от общего взгляда.

И тут радиоведущий перешел к главному: Эрнесто Че Гевара, с небольшим отрядом повстанцев, смог захватить бронепоезд, полный вооружения и солдат. Они просто сдались! Какая красивая вишенка на торте…

— Восстания не понадобится, — подтвердил мои мысли Барба Роха, выключая радио. В комнате повисла тишина, нарушаемая только звуками улицы. — Город сам падёт. Теперь нам надо действовать. Быстро. Но сначала сходим на разведку.

Мы вышли из дома. Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в оранжево-красные тона. Где-то рядом, через пару домов, какая-то женщина начала свой почти ежевечерний концерт. Обычно она пела «Guantanamero» и еще пару песен. Голос у нее был красивый и глубокий, с хрипотцой, что придавало любой вещи в ее исполнении потаенную страсть. Вот и сейчас, пока мы шли по улице, она начала петь глупую, скорее всего, свадебную песенку о том, как танцевать бамбу. Что это за танец, я не знал, но подумал, что если песню услышат русские, то подумают, что она — о рыбе. Иначе как они будут воспринимать слова «эй, вставай»? Только как «а я — рыба». Мне вдруг стало смешно, и я еле сдержался, чтобы не захохотать вслух.

Мы шли в сторону Ведадо. По пути я видел много домов, где люди грузили пожитки в легковые автомобили. Женщины, дети, мужчины, их лица были бледными, испуганными. Они бросали торопливые взгляды на улицу, словно боялись опоздать на какой-то невидимый поезд. Мебель, картины, чемоданы — всё это наспех запихивалось в багажники и на крыши машин. Это было зрелище, которое я уже видел: бегство от надвигающейся угрозы, будь то война, революция или погром. И всегда первыми бегут те, у кого есть что терять, те, кто может позволить себе бежать.

— Уже бегут, — засмеялся Борода, кивнув в сторону одного из таких домов. — Как крысы с тонущего корабля.

В моей голове внезапно всплыла мысль о золотом запасе. Батиста, этот прожжённый диктатор, не мог просто так уйти, не прихватив с собой то, что, по его мнению, принадлежало ему. Он был из тех, кто привык к роскоши, кто не упустит возможности набить карманы в последний момент. Если этот крендель без зазрений совести объявил себя победителем в двух розыгрышах национальной лотереи, кто ему помешает повторить то, что мы видим, только в большем масштабе?

— А что если Батиста сбежит с золотым запасом центрального банка? — невольно вырвалось у меня.

Мануэль замедлил шаг, повернулся ко мне. Его глаза, обычно спокойные и проницательные, теперь смотрели на меня с нескрываемым интересом. Он оглядел меня с головы до ног, словно впервые видел.

— А ты очень умный парень, — произнёс он, и в его голосе прозвучало лёгкое удивление, смешанное с одобрением. — Даже удивительно. Ты мыслишь как… как опытный игрок. Не ожидал от тебя такого. Но лучше помалкивай о таких вещах.

Я смутился. Никогда раньше мне не говорили таких слов.

Мы продолжили путь, и вскоре дошли до Ведадо. Богатый район, где дома были построены с размахом, окружены пышными садами и коваными оградами. Здесь «погрузочные работы» было ещё более оживлённым.

Наконец, мы оказались на улице, где стоял дом Сьюзен. Я узнал его сразу — светлый фасад, колонны, увитая зеленью ограда. Всё выглядело так же, как и тогда, когда я последний раз видел её. Вот отсюда, от калитки для прислуги, я убегал от погони. Но теперь здесь тоже царила суета. Слуги грузили мебель, картины, чемоданы в грузовик. А рядом, у входа, стоял огромный, блестящий «Кадиллак». В его багажник тоже запихивали чемоданы. Я невольно остановился, моё сердце забилось быстрее. Воспоминания о Сьюзен вернулись с новой силой. Я не видел её саму, но зато увидел сеньора Альбертона. Он стоял у машины, нервно теребил сигару, его лицо было бледным и напряжённым. Он командовал слугами, указывая, что куда грузить, и время от времени бросал нервные взгляды на улицу, словно ожидая появления какого-то врага.

Барба Роха, заметив моё лицо, которое, наверное, изменилось, повернулся ко мне. В его глазах мелькнуло понимание.

— Твои знакомые? — спросил он, его голос был тихим, почти