Хроники 302 отдела: Эффект кукловода - Алексей Небоходов

За окном медленно светлел рассвет, но Маше казалось, что тьма внутри неё не отступит быстро. Она вслушивалась в каждую минуту, ожидая шагов Петра, которые прогонят все страхи. Время тянулось невыносимо, и единственное, что её сейчас поддерживало, – это надежда услышать его голос и почувствовать уверенность, утраченную в эту бесконечно долгую ночь.

Курносов положил трубку и замер, вслушиваясь в настойчивую тишину комнаты. Сердце, недавно бившееся спокойно во сне, теперь тревожно стучало в груди, мешая сосредоточиться. Он резко выдохнул, словно сбрасывая с себя тяжесть, и поспешно начал одеваться, заметив, как дрожат пальцы.

В голове теснились мысли, путаясь и не находя логического объяснения. Почему именно Маша стала центром этого сложного дела, его главным ключом и загадкой одновременно? Почему её слабый голос заставил его сорваться среди ночи, будто это была его собственная жизненная необходимость?

Он не мог найти ответа, и от этого тревога лишь усиливалась. Однако глубоко в душе уже формировалось странное, почти пугающее понимание: что-то неведомое и мощное связывало их, соединяя их судьбы в единое целое, от которого он уже не мог и не хотел отказаться.

Спускаясь по лестнице и выходя во двор, Курносов ощутил, как прохладный ночной воздух слегка прояснил его мысли. Он быстро сел в машину и выехал на улицу, где редкие огни мелькали за окнами, словно предупреждая о чём-то тревожном, таящемся впереди.

Мысли следователя постоянно возвращались к Маше, к её голосу, полному страха и беспомощности. Что-то в её ночном звонке было гораздо больше, чем просто беспокойство. В словах Маши звучал настоящий, почти невыносимый ужас, и Курносов прекрасно понимал, что подобный страх невозможно сыграть. Девушка была искренне напугана, и он спешил к ней, чувствуя внутреннюю обязанность защитить её любой ценой.

Подъехав к её дому, он заглушил двигатель и, не дожидаясь лифта, быстро поднялся по лестнице, ощущая, как сердце ускоряется с каждым шагом. Остановившись у двери, он глубоко вдохнул и нажал на кнопку звонка. Почти сразу дверь распахнулась, и он увидел Машу – бледную, с покрасневшими от слёз глазами и дрожащими руками.

– Пётр… – тихо произнесла она и, не сдерживая эмоций, бросилась к нему, уткнувшись лицом в его плечо. Горькие слёзы душили её голос, не позволяя произнести ни слова.

Курносов на мгновение застыл от неожиданности, затем осторожно и крепко обнял её, чувствуя лёгкую неловкость, которую не позволил себе проявить внешне. Мягко поглаживая её по спине, он словно передавал ей свою уверенность и медленно повёл внутрь квартиры, прикрыв за собой дверь.

– Тише, Машенька, я уже здесь, всё хорошо, – проговорил он спокойно и ровно. – Что случилось? Расскажи всё, пожалуйста, только не торопись.

Маша медленно отстранилась, с трудом овладевая собой, и, избегая взгляда, опустилась на диван, нервно теребя пальцы. Её дыхание было прерывистым и тяжёлым, будто ей не хватало воздуха.

– Мне приснился этот кошмар, – начала она, запинаясь, пытаясь подобрать слова. – Но это было не просто воспоминание, понимаешь? Это было так отчётливо, словно повторилось прямо сейчас, здесь. Я слышала его голос, чувствовала его дыхание, это было настолько близко, что я испугалась до безумия… Я больше не могла быть одна, понимаешь?

Её голос сорвался, и она снова заплакала, спрятав лицо в ладонях. Курносов присел рядом, осторожно взял её за руку и сжал её ладонь в своей.

– Я тебя прекрасно понимаю, Маша, – сказал он тихо и сочувственно. – Но очень важно, чтобы ты постаралась вспомнить ещё что-нибудь. Голос, дыхание, любые детали… Это поможет мне найти того, кто причинил тебе столько боли.

Маша подняла испуганные глаза, словно ища в его взгляде поддержку и защиту. Глубоко вздохнув, собирая силы, она продолжила:

– Я не видела его лица, оно было скрыто тенью. Но голос и дыхание я помню отчётливо… Он был очень близко, мучительно близко, я не могла даже пошевелиться. Он сказал что-то вроде: «Не кричи, всё будет быстро, так надо». Голос был тихий, немного хриплый, будто он сам боялся или волновался…

Курносов слушал её внимательно, мысленно отмечая каждое слово и эмоцию. Ему казалось, что он уже где-то слышал подобное описание, и тревожные догадки начали проясняться. Нападавший был кем-то, кого они могли хорошо знать, кто находился слишком близко, чтобы его заподозрить сразу.

Следователь осторожно посмотрел на Машу, чувствуя, как внутри нарастает тяжёлое понимание: разгадка была рядом, но за ней скрывалось нечто ещё более опасное. Теперь любое неверное движение могло привести к непоправимым последствиям.

– Маша, – осторожно произнёс он, вновь сжимая её руку и глядя ей в глаза, – ты уверена, что больше ничего не можешь вспомнить? Любая мелочь может оказаться важной.

Она задумалась, уставившись пустым взглядом в одну точку, затем отрицательно покачала головой:

– Пока нет, Пётр… Но я чувствую, это не всё. Есть что-то, что я забыла, что-то важное и страшное, и я боюсь это вспомнить…

Курносов тихо выдохнул, понимая, что самое сложное ещё впереди. Ему предстояло собрать эти осколки памяти воедино, увидеть полную картину и понять, кто скрывается за маской нападавшего, терзающего эту хрупкую девушку.

Он крепко обнял Машу, чувствуя её прерывистое дыхание и тихий стук сердца, и в глубине души поклялся, что защитит её, какой бы ни была цена этой защиты.

Глава 14

Я пристально следил за Екатериной из густой тени подъезда её дома, чувствуя, как кровь настойчиво пульсирует в висках от нетерпения и возбуждения. Сердце билось глухо, почти болезненно, а знакомый сладкий жар с каждым вдохом всё сильнее разливался по телу. Мучительное ожидание близкой схватки обжигало спину влажной дрожью, обостряя зрение и слух. Каждая клеточка тела была напряжена, мышцы подрагивали от нетерпения, желая сорваться вперёд и прервать ожидание. Но я терпеливо ждал, зная – всё должно идти строго по моему сценарию, иначе вместо триумфа выйдет один сплошной провал и ворох неприятностей.

Взглянул на часы, которые высветили ровно 22:45 – Екатерина была женщиной привычек и возвращалась домой, как советский паровоз на вокзал: строго по расписанию и без отклонений. Такая пунктуальность вызывала у меня презрительное удовольствие, будто жертва сама заранее подставляла шею. Я спокойно выступил из тени, как заправский актёр, исполняющий давно отрепетированную роль, и неторопливо направился к цели, рассчитывая каждый шаг. Движения мои были естественны, словно я просто прогуливался, не намереваясь устраивать кому-то финал.

Екатерина появилась на дорожке внезапно, будто выступила из темноты ночи. Шла плавно, грациозно, покачивая сумочкой в такт шагам, с высокомерной уверенностью женщины, убеждённой в своём праве никого и