Лекарь Империи - Сергей Витальевич Карелин

— Разумовский, ты меня что, не слышишь? — он начал откровенно беситься. — Я тебе русским языком говорю: СТРА-ХОВ-КИ у нее НЕТ! Точнее, есть, но самая базовая, муниципальная, которая покрывает только самые дешевые манипуляции, и даже за экстренные случаи придется платить! А плановая лапароскопическая холецистэктомия с ревизией протоков, да еще и у пациентки с таким букетом сопутствующих заболеваний, — это, извини меня, дорогое удовольствие! Больница не будет работать себе в убыток!

Да, я проверил страховку Захаровой, как раз когда заходил в ординаторскую. Такая страховка была редкостью в этом мире. Не сказать, чтоб прям большой, но все же редкостью. В основном люди умудрялись купить что-то более приличное к пенсии, но получалось не у всех. Увы.

— Да какая, к черту, разница, есть у нее страховка или нет? — я уже вошел в раж, чувствуя себя как минимум Станиславским на сцене МХАТа. — Она же умрет, если ей не помочь! Вы что, этого не понимаете?

— А ты думаешь, я этого не понимаю, Разумовский? — Шаповалов тоже повысил голос. — Ты думаешь, мне приятно отправлять пациентов домой, зная, что им нужна операция, а мы не можем ее сделать? Но что я, по-твоему, должен предпринять? Из своего кармана ей операцию оплатить? Или, может, ты сходишь к ней в палату и спросишь, нет ли у нее случайно под подушкой десяти тысяч имперских рублей на «небольшое хирургическое вмешательство»? Но я, если честно, очень в этом сомневаюсь! Она же простая пенсионерка, откуда у нее такие деньги?

— А как же клятва целителя? — я с вызовом посмотрел ему в глаза, выходя на финишную прямую своего маленького спектакля. — Как же жизни людей? Разве они не дороже всех денег и страховок?

Шаповалов тяжело вздохнул и как-то устало потер переносицу.

— Вот в таком мире мы живем, Разумовский! Денег нет — но вы держитесь! Назначим ей желчегонные, спазмолитики, обезболивающие. Может, на лекарствах и магических зельях еще какое-то время продержится. Походит, помучается.

— Да ваши лекарства и зелья помогут ей ненадолго! — я уже почти кричал, входя в образ наивного и отчаявшегося идеалиста. — Качество жизни у нее все равно будет на нуле! Она же будет постоянно госпитализироваться с этими своими приступами! Это же не жизнь, а сплошное мучение!

— Значит, будем госпитализировать, — пожал плечами Шаповалов. — Прокапаем, снимем обострение, и дальше пойдет.

— Куда пойдет? — я не унимался, чувствуя, что он почти дозрел. — Умирать потихоньку? Что это за порядки такие? Что это за медицина?

— А это, Разумовский, не благотворительная организация! — отрезал Шаповалов, и его голос снова стал жестким и холодным. — Ты разве этого не знаешь? Это государственное медицинское учреждение! И мы работаем по тем правилам, которые нам спускают сверху! А правила таковы: нет соответствующей страховки или денег — нет и дорогостоящего планового лечения! Хочешь, чтобы у тебя все было в порядке, — покупай нормальную страховку! А не можешь — ну, извини, твои проблемы! Все, Разумовский, ты меня уже бесить начинаешь своей наивностью! Вали отсюда! И да, кстати, за твою сегодняшнюю инициативу — дежуришь сегодня ночью! Чтобы было время подумать над несовершенством этого мира! Все, разговор окончен! Пойдем, Слав, у нас еще дел по горло!

Он повернулся к своему молчаливому спутнику, с которым он разговаривал до моего прихода, и они оба вышли из коридора, оставив меня одного. Я еще несколько секунд стоял, для вида сжимая кулаки и имитируя кипящую злость и бессилие. Но как только они скрылись за поворотом, я тут же успокоился и мысленно усмехнулся.

Отлично! Ночное дежурство получено, как я и хотел. Будет время во всем разобраться без лишних глаз и суеты.

Да, конечно, система, где человеческая жизнь ценится меньше, чем строчка в страховом полисе, вызывала у меня искреннее омерзение. В моем прошлом мире такого откровенного цинизма почти не было, хотя и там свои проблемы с финансированием имелись. А здесь приходилось с этим мириться и искать обходные пути.

Нужно было что-то делать. Система. Проклятая система.

Но для начала стоило все-таки поговорить с самой Захаровой. Вдруг у нее действительно есть какие-то сбережения или родственники, которые могли бы помочь? Хотя откуда у простой пенсионерки могут быть такие деньги? Но попытаться стоило. Это был первый и самый очевидный шаг, который нужно было предпринять, прежде чем переходить к более… радикальным методам.

Я глубоко вздохнул, сбрасывая с себя роль возмущенного идеалиста, и с холодной решимостью профессионала направился в палату к Антонине Павловне. Пора было начинать действовать.

* * *

Где-то в коридорах Муромской Центральной Городской Больницы

Игорь Степанович Шаповалов и его коллега, заведующий отделением анестезиологии и реанимации, Мастер-Целитель Вячеслав Игоревич Кравченко, шли по больничному коридору, направляясь в операционную.

Кравченко, высокий, сухой мужчина с умными, немного печальными глазами, всю дорогу молчал, только иногда бросал на Шаповалова вопросительные взгляды.

— Это что еще за фрукт у тебя в отделении завелся, Игорь? — наконец не выдержал он, когда они отошли на безопасное расстояние от ординаторской. — Первый раз такого вижу.

Шаповалов только отмахнулся.

— Да так, Слава, не бери в голову. Вручили мне тут на днях подарочек со скорой помощи. Адепт еще совсем зеленый, а гонору — как у заслуженного Магистра Гильдии. Талантливый, зараза, ничего не скажешь. Диагнозы ставит такие, что я сам иногда диву даюсь. Но уж больно въедливый и сердобольный какой-то. Прямо как ты в молодости.

Кравченко поёжился.

— Но так-то парень прав, Игорь. Меня вот всегда бесили наши порядки со страховками. Как я могу отправить пациента домой, зная, что ему нужна операция, и что без нее он, по сути, обречён? Я же клятву давал… «Не навреди»… А тут получается, что мы своим бездействием как раз и вредим.

Шаповалов тяжело вздохнул.

— Да знаю я всё это, Слава, знаю. И парень прав, тысячу раз прав. И мне самому тошно от всего этого. Но что мы можем сделать? Мы — всего лишь винтики в этой огромной, бездушной машине. В моих силах — только подлатать немножко пациента, снять острое состояние, облегчить страдания. А дальше я бессилен. Такой вот мир вокруг нас, такие правила игры.

Кравченко только покачал головой.

— Отвратительно всё это, Игорь. Просто