Вопреки всему 2 - Владимир Александрович Сухинин

Я слушал и кивал.

– Меня все устраивает, – ответил я. Я знал, что цены теперь называют в долларах. Но вместо долларов называют просто условные единицы – «у. е.». Отсчитал шестьсот долларов и вручил женщине, она прощупала пальцами бумажки и отдала мне ключи.

– А вещи ваши где? – спросила она.

– На вокзале, в камере хранения, – ответил я, – не хотел по городу тащиться с чемоданом.

Она покивала.

– Вы не отсюда? – уточнила она.

– Я долго жил тут, потом был в отъезде, вот решил вернуться. У меня в этом городе живут жена и сын, но мы в разводе, – сообщил я подробности старушке.

– Понятное дело, – закивала она. – Жене, значит, все оставили?

– Нет, сыну, жена при нем, – улыбнулся я.

– Да-да, мужчины так обычно и поступают… И алименты платили?

– Платил, – ответил я. – Только сын уже взрослый, двадцать два года.

– Ну, располагайтесь, отдыхайте, я пошла. Если понадоблюсь, телефон мой знаете. – Она спрятала деньги за пазуху и, шаркая ногами, ушла. Я остался один.

«С чего начать обживаться? – подумал я. – Надо в милицию встать на учет, потом в паспортный стол сходить, получить паспорт, а потом уже все остальное: работу подыскать… Без нее никуда. С участковым встретиться тоже надо, он может помочь с работой на первое время». И, не откладывая посещение участкового, я первым делом направился в «опорный пункт», благо он был рядом, в доме, где располагалось домоуправление. Я его проезжал.

В кабинете при домоуправлении сидел немолодой капитан, увидел меня, оглядел и спросил:

– Только освободился?

Я кивнул.

– Ну, проходи, рассказывай, чего пришел?

Я сел и улыбнулся:

– Квартиру снял в вашем районе, пришел отметиться, – и подал справку.

Тот прочитал и покачал головой:

– Значит, из наших, бывших. А сюда зачем приехал?

– Я тут служил комбатом в батальоне… тринадцать лет назад. Тут был прописан. Сюда и выписали направление, чтобы встать на учет.

– Тринадцать лет назад? – повторил участковый. – Это батальон, что на северной окраине, рядом с механическим заводом? – Я кивнул. – Когда прибыл? По справке, ты освободился одиннадцать дней назад.

– Прибыл сегодня. Неделю пожил в Нижнем Тагиле, привыкал к воле, и вот вернулся. Хочу на работу устроиться. Может, что подскажете?

– А что ты умеешь делать… Глухов? – заглянув в справку, спросил капитан.

– Всего понемногу, в колонии был санитаром, участвовал в художественной самодеятельности, могу играть на гитаре и петь.

– Играть и петь? – повторил участковый. – Может, в ресторан пойдешь? На той улице, где ты снял квартиру, есть ресторан. Там большая текучка кадров, – он многозначительно на меня посмотрел, – но ты бывалый, справишься.

Я кивнул.

– Пойду. Рекомендации дадите?

– Дам, поговорю с директором. Как не помочь такому дисциплинированному человеку – уважил, сам пришел, не надо тебя было искать. Сейчас запишу, что провел профилактическую беседу, и позвоню директору. Еще позвоню в инспекцию по профилактике правонарушений, тебя там будут ждать, помогут с получением паспорта. Все же своим надо помогать встраиваться в жизнь, – добавил он. Я поблагодарил его за заботу.

От участкового я направился в ресторан. Я знал этот ресторан и сам раньше часто бывал там. С женой и без жены… Назывался он «Чайка», и там в мое время было неплохое обслуживание. Директором был Левинсон Адам Ефимович, и я его неплохо знал. Но кто сейчас там руководил, оставалось загадкой…

Я не спеша шагал по улицам знакомого города и узнавал и не узнавал его: появились магазины на первых этажах, броская реклама, мусор на улице. Стало мало прохожих. Но много грязно одетых людей. Теперь их называли бомжами. Люди без определенного места жительства.

«Много народу опустилось на дно жизни, много», – огорченно качая головой в такт своим мыслям, думал я.

Я подошел к обшарпанной двери ресторана, на ней за стеклом висела табличка «Закрыто». Я постучал, и постучал настойчиво. Через пару минут появилась заспанная физиономия мордастого мужика. Он оглядел меня и с раздражением ответил:

– Слепой? Не видишь, мы закрыты. Вечером приходи.

– Я к директору, от участкового, он знает, – ответил я. Морда оглядела меня и неохотно открыла дверь.

– Если к директору, то надо с черного хода приходить, – буркнул он.

– Буду знать, – ответил я.

– Ты устраиваться? – спросила морда.

– Да, музыкантом.

– Понятно, я сторож, иди за мной.

Он провел меня в подсобку и постучал в дверь с надписью «Директор».

– Войдите, – раздался знакомый голос, и я, не сдержавшись, усмехнулся.

– Тут к вам музыкант, товарищ Левинсон, – пробурчал сторож.

– Да-да, пусть проходит, – послышалось за дверью.

– Заходи, – пропустил меня сторож, и я вошел.

Левинсон долго меня рассматривал, потом сделал удивленное выражение лица:

– Товарищ Глухов, я вас не узнаю.

– А я вас узнал, Адам Ефимович, вы не изменились.

– А вот вы… Если это вы, то вы сильно изменились, Виктор Владимирович. Вы где все это время пропадали?

– В колонии, товарищ директор.

– В колонии? И за что же?

– Шпионаж.

– Вы шпион?.. – Он недоверчиво на меня посмотрел. – Шутите, да?..

– Нет, так нужно было товарищам из комитета.

– То есть вы хотите сказать, вам пришили дело?

– Вот-вот, – покивал я.

– Вроде не тридцать седьмой год… – произнес он с сомнением, пристально меня разглядывая. – Ну да ладно, это дела давно минувших дней. Садитесь, – спохватился он. – Вы как-то изменились, помолодели…

– Я лучше присяду, – улыбнулся я, – насиделся, видите ли. А что помолодел – так режим, здоровое питание, двенадцать лет без алкоголя и женщин, вот организм и омолодился… Трудился в медчасти, пил пантокрин или лимонник, и вам советую, через пять лет себя не узнаете.

– Да-да, омолодился… А почему музыкантом? – спросил он, уходя от скользкой темы.

– А что еще? Обратно служить меня не возьмут. А я только служить и петь умею, играю на гитаре, участвовал в художественной самодеятельности в колонии.

– Где сидели?

– В Нижнем Тагиле вместе с Чурбановым.

– Даже так? – помолчав, произнес Левинсон. – Обстановка в ресторане сложная, – начал объяснять он. – Контингент отдыхающих не тот, что раньше, все больше бандиты… – Он испытующе глянул на меня. – Они бывают недовольны исполнителем, и люди разбегаются. Никому неохота ходить с разбитой физиономией…

– Не страшно, – ответил я. – Справлюсь.

– Ну хорошо, пойдемте, хоть покажете свой репертуар.

Он встал, я тоже поднялся.

– А гитара есть? – спросил я.

– Гитара есть, все есть. Музыкантов нет, – ответил он и указал рукой на выход.

На небольшой сцене стояли инструменты: синтезатор, ударная установка, саксофон, две электрогитары.

– А простая гитара есть? – спросил я.

– Есть, сейчас принесу, я убрал ее в свой кабинет. Очень дорогая гитара, – со значением произнес он и ушел.

Вернулся с гитарой в чехле. Я ее осторожно вынул, прошел по струнам, подтянул натяжение струн