Магический источник - Василий Анатольевич Криптонов

простите, я понять-то должен, Порфирий Петрович? К работе, говорите, ответственно относились? Ну, я свечку не держал, конечно, однако если бы вы хоть какую-то ценность представляли на своём посту — вас бы так быстро на дно не спустили. А в моём случае конкретном никакого ответственного отношения увидеть не могу, как ни просите. Вцепились в меня из-за какого-то неясного подозрения, ни на чём не основанного. Двух людей послали невесть куда, те пропали, а вы — что? Вы меня по ночам подстерегали и смотрели многозначительно. С обыском заявились. Ни малейшего повода к тому не имея, потревожили на ночь глядя людей. Книги в библиотеке все перетрясли и на полу бросили. Кто, по-вашему, эти книги всю ночь на место составлял? Мы с юной Татьяной Фёдоровной вдвоём. Не на старика Дармидонта же возлагать, он подушку-то едва поднимает. А горничная тоже такого счастья не заслужила вовсе. И после этого вы бы хоть извинились по собственной инициативе — так нет же. Как пришли задрав нос, так и вышли, будто из камеры уголовников. За что вас жалеть? Может быть, вы как человек — прекрасной душой обладаете? Так опять же нет. Ни одна, как вы изволили выразиться, сволочь за вас не заступилась — это, знаете ли, о многом говорит. Ну и вишенкой на торте: пришли отношения выяснять — напившись, в таком затрапезном виде. И, главное, к кому? Нет, не к Серебрякову, который вашему увольнению способствовал, поскольку вас к нему бы и на порог не пустили. А ко мне. Потому что здесь проще. Потому что на меня спьяну покричать — это не бывшему другу в глаза смотреть после всего произошедшего. И в этом весь вы. Где кажется проще — туда и ломитесь, наперекосяк напялив маску мужественности. Так что — нет, Порфирий Петрович, увы, не раскаюсь я ни в чём. Если вдруг и могли у меня появиться мысли за вас заступиться, уговорить Вадима Игоревича смягчиться — с сего момента долой эти мысли. Недобрый вы человек и нехороший. Да и вовсе не человек, когда вместе с должностью человеческий облик потеряли. Вот и выходит, что были-то вы — одна лишь голая должность. А под ней ничего и нет. Ступайте себе. Не отвлекайте уважаемых людей от работы.

— Это тебя, что ли, — прошипел в бессильном гневе Дмитриев, — с четырьмя академическими часами в неделю?

— Да Господь с вами. Уж кто-кто, а я всегда готов отвлечься от работы. Это я за охранников наших переживаю.

— Вот как! За охранников переживает, горничную жалеет. Прямо всех пожалел!

— Не всех, Порфирий Петрович. На всех жалка не хватит. Да и не жалость то — а понимание и сочувствие. А жалко мне только вас. Потому что обозлились вы на меня, и вас это убьёт.

— Угрожаешь⁈

— На себя злиться надо. И себя побеждать, чтобы снова человеком стать. А когда в постороннем человеке своё отражение видишь — труба дело.

Тут Дмитриев странным образом замолчал, как будто задумался. А потом так же молча, не прощаясь, вышел.

— Охо-хонюшки, — вздохнул я. — Это ж стресс-то какой. Теперь до работы ли? Нет, конечно, какая там работа…

И я отправился разыскивать Анну Савельевну Кунгурцеву.

К великому сожалению, она оказалась на занятии, да и вообще расписание у неё было каким-то гипернасыщенным. Но когда рабочий день завершился, мы пошли к ней домой. Как это было у нас заведено — разными путями, чтобы не давать пищи кривотолкам. И великолепно провели время. Отдали должное и столовой, и гостиной, и спальне. Из последней я вышел уже заполночь.

— А вставать в такую рань, — вздохнула Кунгурцева, провожая меня. — Ах, если бы можно было растягивать мгновения в часы…

— Увы, возлюбленная моя Анна Савельевна, хрономагия — миф, так и не нашедший никаких подтверждений.

— Если бы и существовал такой дар, вряд ли бы хрономагов обучали вместе со всеми.

— Ваша правда. Однако не будем углубляться в теории заговора, стоя на пороге. До новой встречи!

— До завтра!

Мы поцеловались, и я вышел на улицу, нахлобучив шляпу и раскрыв зонт.

Добрался до дома без приключений. Ещё с улицы отметил, что в окнах гостиной светло. Ёкнуло сердце — неспроста. Вроде бы никаких таких гостей поздних сегодня не планировалось. Танька засиделась? Вряд ли, она бы в библиотеке, наверху торчала. Впрочем, чего гадать — пойду да посмотрю сам.

Пока заходил, несмотря на решимость, успел понадумать всякого. И Порфирия Петровича, забурившегося с очередным пафосным экспромтом; и слёгшего с сердцем Фёдора Игнатьевича; и внезапно примчавшегося делать предложение Серебрякова… Но реальность посрамила всё.

— Дядя Саша!

Девчушка, сидевшая у камина, увидев меня, спрыгнула с кресла и побежала обниматься. Я в полной растерянности обхватил руками маленькую поджигательницу и обратил вопросительный взор на застывших по разные стороны от опустевшего кресла хозяев дома.

— Вот, пришла, извольте видеть, — пробормотал Фёдор Игнатьевич.

Татьяна же к этому ничего не добавила, но лицом и позой выразила полное согласие. Она тоже была ошеломлена.

— Ты с родителями? — отстранил я от себя Даринку.

— Нет! Сбёгла.

— Вот молодец-то! А как дом нашла?

— Так людей спрашивала на улице. Вас всякий знает. Долго шла. Устала… Вот!

Дарина продемонстрировала мне босую ногу с мозолью на большом пальце.

— Дарина, при дяде Саше босиком нельзя! — воскликнула Танька.

— Да уймись ты, детям можно всё, — отмахнулся я. — Тьфу на тебя вовсе, Танька! Вот где надо бы так быстро соображала.

— Это где же я как не надо медленно соображаю⁈

— То я для красного словца ляпнул, не сердись, услада сердца моего. Дарина, ты чего прибежала-то? Обидел кто? Случилось что? Накормили хоть ребёнка?

— Да не успели, вот, только зашла, растерялись… — промямлил Фёдор Игнатьевич.

— Растеряшки какие. Дитё полдня по незнакомому городу пешком идёт, а они теряются. Танька, ну, сделай что-нибудь, ты же женщина!

— Что сделать… Дармидонт уже спит.

— Вот когда тебе надо ночной дожор устроить — так никакой спящий Дармидонт не страшен. Посмотри в кухне!

Танька улетучилась, окатив меня напоследок пылающим взглядом. А я вновь посмотрел на Дарину.

— Итак, юная леди?

— Дядя Саша, я хочу быть магом!

— Понимаю тебя всецело, солнце моё, но магом для начала нужно родиться.

— И вовсе не обязательно! Меня единорог превратил.

— Во что?

— Во мага!

— Александр, я боюсь, что это правда, — вмешался Фёдор Игнатьевич. — Эм… девочка! Покажи то, что показывала нам.

— Смотри!

Даринка отбежала от меня к камину и взмахнула руками с криком: «Ф-ф-фу-у-у-х-х-х!»

Этот самый «фух» огонь и исполнил. Полыхнуло так, что Фёдор Игнатьевич шарахнулся. Похоже, раньше Дарина показывала