Весь Нил Стивенсон в одном томе - Нил Стивенсон

что ведёт себя вполне пристойно. Однако люди (числом около тридцати), доставившие сюда принцессу в королевской процессии экипажей, портшезов и всадников, думали иначе. Они были пьяны как сапожники, хотя, судя по золочёным гербам на дверцах карет, сплошь принадлежали к знати. Решительно всё в происходящей сцене наводило их на непристойные мысли.

— Хороша рыбка, так бы и съел! — выкрикнул один. Прочие шутки были ещё откровеннее.

— Джентльмены! — воскликнул Иоганн, когда принцесса уже благополучно сидела в шлюпке, а её бюст больше не затыкал ему рот. — Да, мы в Биллинсгейте, но это не значит, что вам надо перещеголять рыботорговок в мерзости. Сейчас их здесь нет. Если хотите за ними приударить, возвращайтесь днём.

— И кто же эти рыботорговки? — вопросил некто, перебравший настолько, что язык болтался у него во рту, словно половая тряпка в ведре. — Сдаётся, с ними неплохо бы свести знакомство. — Он потянул носом бодрящий воздух рыбного рынка. — И мне нравятся их духи!

Теперь попрёки сыпались на Иоганна с двух сторон.

— Ты просто несносен, милый, — говорила Каролина из шлюпки. — Вот видишь, я надула губки, как большая-большая рыба. Эти люди галантны, ничего больше! Они даже не верят, что я — принцесса! Они думают, что я — шлюха, приехавшая к доктору Уотерхаузу.

— Они прекрасно знают, кто вы, — заверил Иоганн. Он иронически-подобострастно поклонился членам клуба «Кит-Кэт», которые стояли на набережной в шеренгу, как на картине, едва различимые в темноте — словно групповой портрет, почти черный от табачного дыма.

Ответных поклонов Иоганн не видел, потому что забирался в шлюпку. Каролина помахала рукой; почему-то даже этот жест вызвал у провожающих непристойные ассоциации, породив новый залп сальностей.

— Воистину, мы можем не страшиться разоблачения, — пробормотал Иоганн. — Когда они протрезвеют, то постыдятся рассказывать о том, что было. И в любом случае им никто не поверит.

Баркас казался чересчур большим для сегодняшней миссии: доставить на корабль в Лондонской гавани барона и принцессу. С каждой стороны у него было по пять вёсел; гребли десять плечистых матросов. Таким образом, в случае погони баркас мог уйти почти от любой лодки. Иоганн с Каролиной сели на носу, подальше от гребцов.

— Я рад, что вы догадались сразу ехать сюда, — сказал Иоганн.

— Не совсем сразу, потому что прежде в клубе «Кит-Кэт» за меня выпили несколько тостов, — отвечала Каролина.

Тосты, впрочем, ещё не кончились. Как только стало известно, что Каролина отбывает по воде, кто-то из ручных кит-кэтовских пиитов взялся за дело; получилась следующая импровизация:

Афродита из прилива

Вышла к эллинам блудливым,

Чтил сын Рима с крепким х-ром

Пеннородную Венеру.

На реке пурпурно-винной

Зрят британцы Каролину.

— Очень мило, — заметил Иоганн. — Сдаётся мне, доктору Уотерхаузу предстоят кое-какие объяснения в клубе.

— И мне, — сказала Каролина, — с мужем.

Какой-то остряк затянул:

Её утроба

Папизму гроб.

Вот только б немец

Почаще…

На него тут же зашикали возмущённые, даже скандализованные кит-кэтовцы. Ну, знаете! У некоторых вообще нет чувства приличий! Кто-то наполовину вытащил из ножен шпагу и, дождавшись, когда его с двух сторон схватят за руки, принялся картинно вырываться, не забывая поглядывать в сторону реки: видит ли Каролина его галантность. Однако баркас уже поглотила тьма. Кит-кэтовцы выпили по одной на посошок и двинулись к экипажам; последним, что видели Иоганн и Каролина, были отсветы хрустальных стопочек на серебряных подносах, слабые, как блеск рыбьей чешуи на тёмной воде, плещущей о Биллинсгейтскую пристань.

— Надеюсь, мы исчезнем с их горизонта так же скоро, как они с нашего, — проговорил Иоганн. — Нам надо проделать несколько миль по течению до шлюпа, который стоит на якоре у Гринвича. Если быстро подняться на борт и отплыть, возможно, никто не узнает, что ваше высочество на шлюпе.

— Один сплошной фарс, — был вердикт Каролины. В темноте она не видела, как поникли плечи Иоганна, но слышала, как из него вышел весь воздух. — Прости.

— Напротив. La belle dame sans merci[227] — роль, которая вам очень идёт и ещё пригодится, когда вы станете королевой, а Гринвич будет вашим загородным имением.

— Я безжалостна к себе, не только к тебе, — сказала Каролина. — Глупо было мне приезжать в Англию.

— Отнюдь. В Ганновере вам угрожал убийца.

— Убийца, который без труда последовал за мной в Лондон, — отвечала Каролина, — и, возможно, сейчас охотится на Элизу.

— Она — моя мать, так что напоминания излишни, — сказал Иоганн. — Но она знает вас с детства. Когда она не была с вами откровенна? Если бы она или я думали, что вам неразумно оставаться в Лондоне, мы бы не промолчали.

— Однако я имею право на собственное мнение. И я говорю, что слишком здесь задержалась.

— Разумеется, так представляется теперь, когда мы отбываем в спешке. Лучше бы вам было уехать неделю назад, спокойно. Мы не могли предвидеть, что дело обернётся таким образом.

— Сколько прошло с Софииных похорон? Шесть недель. К тому времени, как мы доберёмся до Ганновера, будет все семь или восемь.

— Не такой уж большой срок. Убитая горем принцесса вполне может пробыть столько вдали от двора.

— От двора и от мужа.

— У мужей есть другие способы утешиться.

— Я всё думаю, — сказала Каролина, — оставил ли он Генриетту своей фавориткой после всего, что произошло? Или прогнал её и завёл новую? Или?..

— Или что?..

— Или ждёт, когда после долгой отлучки вернётся жена? Его письма в последнее время стали более интересны.

— Более интересны, чем что? Или чем кто? Молчите, не отвечайте, мы вторглись в ту область, куда ступить и ангелы боятся.

— В эту область ты вступаешь, сознательно и по своей воле, когда заводишь связь с замужней принцессой.

Иоганн молчал.

— Вот видишь. И снова я la belle dame sans merci. Надеюсь, она тебе нравится.

— Да, — отвечал Иоганн. — Такой уж я безнадёжно глупый странствующий рыцарь.

— Отважный и блистательный рыцарь, — сказала Каролина, — который должен держать забрало закрытым, даже когда поскуливает.

На этом их разговор временно затих. Путь по Темзе оказался долгим. Каролина пересиливала дремоту и боролась с искушением прилечь Иоганну на плечо. Иногда манёвры меж судов на реке напоминали бег сквозь ночную чащу. Несколько раз вахтенные принимали их за жохов и осыпали бранью; на баркас направляли фонари и мушкетоны. После Собачьего острова кораблей стало меньше, а сами они — больше. Хотя гребцы устали, шлюпка двигалась быстрее, потому что шла теперь прямо по течению. Оставив позади шум и суету города, Иоганн и Каролина различали то,