Андрюха, у нас… - Мелалика Невинная

Андрюха, у нас… Ключ Велимира

Однажды ты просыпаешься известным. Тобой восхищаются, тебя ставят в пример, в тебя влюбляются. Обычная человеческая жизнь расслаивается на множество иных жизней, параллельных друг другу, но при этом все они связаны между собой в твоем сердце. Совсем как город, который, как я теперь знаю, тоже состоит из слоев, которые переплетены, но подчас не пересекаются.

Однажды ты понимаешь это про город и про себя. В твою жизнь врывается городская магия, а с ней наблюдающий – странное создание по имени Славка. Он кажется обычным человеком, но на самом деле наблюдает за равновесием сил и может вмешаться, если таковое нарушено.

Однажды ты предлагаешь помочь наблюдающему, приходя на его зов, потому что на твоем слое реальности стало слишком мало чудес.

– Что у нас на этот раз? – спрашиваю я, когда мы с наблюдающим встречаемся у Русского музея.

– Один поэт… невольник чести, – кривится Славка.

– Я-то тебе зачем?

– Для компании, – с деланым легкомыслием отвечает он и тоскливо добавляет: – Мне нечего ему предъявить.

– А очень хочется?

– Очень. В городе он своими текстами пока ничего не испортил. Так, вносит легкие помехи. Но есть мнение, что его трудами плохая поэзия может перевесить хорошую. Этого я, как мастер слова, допустить не могу.

Пока наблюдающий говорит, за его спиной чинно шествует косяк рыб. Нет, я не оговорился. У каждой рыбы имеются ноги, которыми она и вышагивает по тротуару. Славка оборачивается, хмыкает и с пафосом изрекает:

– «Здесь нынче корюшка пошла – сама пошла вперед ногами…» Поэт Чудов написал.

– Кажется, я тебя понимаю, – выдыхаю я, когда последняя рыба исчезает из виду. – Но ведь плохих поэтов много, почему только у этого стихи материализуются?

– Чудову в юности довелось заполучить ценный артефакт – ключ Велимира, – рассказывает Славка, пока мы идем в сторону Итальянской улицы. – Когда наш поэт переехал в Петербург, артефакт заработал во всю мощь своего потенциала и дал его поэзии реализационную силу.

– Так отобрать у него этот ключ, и всего делов.

– Нельзя так просто взять и отобрать. Нужен весомый повод.

Чем ближе мы подходим к культовому для поэтов арт-кафе, тем чуднее становится вокруг. Небо зеленеет, на него набегают ярко-красные облака.

– «Зеленое небо затянуто красными тучами…», – цитирует Славка. – Чудов это все, видимо, прямо сейчас читает. У него как раз творческий вечер к концу подходит.

– Возьмем его тепленьким? – усмехаюсь я.

– Возьмем, – соглашается Славка и жалобно просит: – Андрюха, на тебя вся надежда. Придумай, что ему вменить.

Поэта Чудова – крупного бородатого детину – мы находим сидящим у зеркала в гримерке, заставленной цветами.

– Автографов больше не даю! – басит он и, узнав наблюдающего, возмущается: – Я же сказал вам не вмешиваться в мою жизнь и мое творчество!

– Ваше творчество… – робко начинает Славка.

– Мое творчество начало жить в городе! Это высшая похвала для меня как для поэта!

– Ваши стихи…

– Вы критик?! – вновь перебивает поэт. – Нет! Вы не критик! Вы служитель порядка. Солдафон. Мент. Что менты понимают в поэзии?

– Оскорбление должностного лица при исполнении, – ледяным голосом сообщаю я, вступаясь за наблюдающего.

– Помилуйте! – притворно восклицает Чудов. – Какое же это оскорбление? Милицию давно переименовали в полицию. Так что это историзм.

В этот момент я окончательно проникаюсь всей гаммой Славкиных переживаний. Можно быть мастером слова, а можно быть самоуверенным графоманом, но побеждает тот, на чьей стороне наглость и сила. Или нет? Внезапно меня осеняет.

– У вас же творческий вечер был, да? – примирительно спрашиваю я Чудова.

– Да, – кивает поэт.

– Почитайте, пожалуйста, самое-самое из программы. Страсть как хочется послушать. Заодно собственные выводы сделаю. Вдруг мой коллега заблуждается насчет вашего творчества.

Славка смотрит на меня с изумлением.

– Сразу видно, вы культурный молодой человек, в отличие от вашего коллеги, – расслабленно отвечает поэт и принимается читать.

Сначала он декламирует любовную лирику: про то, как он тоскует и отращивает бороду, а его возлюбленная пропадает на танцах, но они все равно поженятся (на месте лирической героини я бежал бы, теряя туфельки). Потом Чудов переходит на гражданские и религиозные стихи. На словах «дать демоненку добрый доллар» в гримерку заглядывает чертенок и обводит нас заинтересованным взглядом. Славка показывает чертенку фигу, тот понимающе кивает и исчезает за дверью.

– Одно из моих лучших. Я его на вечере не читал, но вам прочту, – наконец анонсирует Чудов и распевно возвещает: – «Страшная участь великих столиц, пламенем Питер с Москвою объяты…»

В воздухе ощутимо тянет гарью. Славка тактично откашливается, а когда Чудов вскрикивает: «Кончено, гибнет…» – наблюдающий чеканит:

– Заявляю о нарушении! Господин Чудов, сообщаю вам, что ваша сила слова разрушительна. Еще пара строк – и обе столицы действительно погибнут, как минимум на одном из слоев.

– Но я же… – растерянно бормочет поэт. – Но мне же…

– Вы разрушаете словом города, – оскаливаюсь я. – Хорошо, солнце не остановили.

– У вас два пути. – Славка тоже растягивает губы в недоброй улыбке. – Либо вы по принуждению закона несете наказание в соответствии с деянием, либо добровольно отдаете мне ключ Велимира.

– Это ментовский произвол! – взвизгивает Чудов.

– Оскорбление должностного лица… – злорадно тяну я.

– Вы меня развели!

– Вы читали стихи, мы слушали, – с самым невинным видом заверяю я. – Кто же мог предположить, что из-за имеющегося у вас артефакта ваше слово настолько усилилось, что мир чуть не рухнул. Вот нам и пришлось срочно вмешаться. Мы же при исполнении.

– Ключ! – велит Славка и протягивает открытую ладонь.

Чудов нехотя лезет в карман пиджака, достает ключ и передает наблюдающему. Могущественный артефакт выглядит как потертый золотой ключик от старинного шифоньера.

– Передача артефакта зафиксирована, – сообщает Славка. – Живите своей жизнью, господин Чудов, и творите свое творчество.

– Чтоб вы сгинули, менты позорные!

Я делаю страшное лицо и прикладываю палец к губам. Поэт бледнеет и сползает в кресле.

– Ты же реально его развел! – хохочет Славка, когда мы выходим из арт-кафе. – Как ты вообще до такого додумался?! Заставить его читать стихи, пока он не ляпнет что-то, что тянет на нарушение!

– Это, Славочка, называется опытом оперативной работы.

– Ты меня правда выручил. Спасибо!

– Не за что, – отвечаю я и кладу руку ему на плечо. Славка напрягается, но мне кажется важным, что я ощущаю это напряжение. Даже если слои, на которых мы встречаемся, всего лишь сны или фантазии, здесь так много живого и настоящего. – Мы же команда.

Однажды ты просыпаешься легендой и понимаешь, что стал частью большой силы. Стал частью города. Ты осознаёшь, что любишь этот город настолько, что готов хранить покой на всех его слоях, кем бы ты ни был.

Однажды ты просыпаешься.

От автора

Серия «Ключ Велимира» – это прикосновение к поэтическому слою Санкт-Петербурга. Чтобы забрать у графомана Чудова артефакт, увеличивающий силу слова, наши герои отправляются в арт-кафе на Итальянской улице. Прообразом этого места является литературно-артистическое кабаре «Подвал Бродячей собаки», в Серебряном веке имевшее статус одного из центров культурной жизни города. Посетителями подвала были Анна Ахматова, Осип Мандельштам, Николай Гумилев, Игорь Северянин, Надежда Тэффи, Владимир Маяковский, Всеволод Мейерхольд и многие другие. Бывал там и один из основоположников русского футуризма – поэт и прозаик Велимир Хлебников, в честь которого и назван доставшийся Чудову ключ.

В настоящее время традиции кабаре продолжает арт-кафе «Подвалъ Бродячей собаки» (ул. Итальянская, д. 4).

Андрюха, у нас… Страшно красивая сказка

– Ты мне до сих пор не сказал, что у нас.

– У нас пряный кофе и обалденный тыквенный пирог.

Мы сидим в Кафе-на-Перекрестке, и Андрюха пытает меня на предмет сегодняшнего вызова.

– Или ты, наблюдающий, сейчас колешься, что происходит, или…

– Или что? Применишь ко мне какой-нибудь хитрый метод допроса? Я, может, не хочу пить кофе в одиночестве, когда есть целый ты.

– Скорее, все же часть целого – целого культурного кода, – отшучивается он.

Этот несносный (находчивый, начитанный, насмотренный… простите, отвлекаюсь) тип, являющийся на тонкие слои города в образе персонажа некогда популярного детективного сериала, достался мне в нагрузку к должности наблюдающего по Санкт-Петербургу.