Театр стекла и теней - Энн Корлетт

могут предсказать, где она выйдет. И точно: когда она появляется, на нее, затаив дыхание, снизу вверх смотрит стайка зрителей. Спускаясь, она не глядит на них, и они расступаются, а потом идут следом по улице.

Ее цель прямо впереди – один из маленьких театров. Толпа останавливается у подножия лестницы, но, ныряя в дверь, девочка чувствует их взгляды. Затем дверь за ней затворяется, и Девочка в Серебряных Туфлях снова превращается в девочку в серебряных туфлях, несет посылку, предвкушает монетку.

Глава 4

Перейти от плана к действию Джульетта смогла только через два дня.

Дел было невпроворот, и одна дома Джульетта оставалась разве что ненадолго. Однако на третий день Клэр, похоже, решила, что пора вернуть хозяйство на обычные рельсы.

– Можешь оставить ключи в ящике комода, – сказала она, когда после завтрака все было убрано. – Когда вернешься из колледжа, я уже буду дома.

У Джульетты оборвалось сердце. Накануне вечером, когда мачеха выложила список сегодняшних встреч, ее остро кольнуло предвкушение.

Решимость поколебалась, затем окрепла.

– Сегодня у меня нет занятий, – сказала Джульетта.

Мачеха сузила глаза:

– Сегодня понедельник.

– Расписание изменили. – Джульетта впилась ногтями в ладони. – Звонили вчера.

Мачеха воззрилась на нее, потом раздраженно пожала плечами и отвернулась. Джульетта опустила голову, пряча румянец нервического триумфа. Конечно, мачеха проверит и обман встанет в десять раз дороже, но сейчас Джульетте было плевать.

* * *

Когда дверь закрылась, Джульетта выждала немного на случай, если кто-нибудь что-нибудь забыл и вернется, и пошла в спальню отца и его жены. Она не вполне понимала, что ищет, – значит придется искать везде. Она нервничала, но вдобавок различала дрожь преступного возбуждения при мысли о том, что заглянет во все те места, что обычно проходили по категории «Тебя не касается» или «Тебе тут делать нечего».

С методичной непокорностью она листала записную книжку на ночном столике Клэр, совала руки в карманы ее одежды в шкафу, разглядывала каждый ключ в ящике тумбочки у отцовской кровати. Ничего не обнаружив, пошла наверх. Комоды в свободной комнате оставляли пустыми для гостей, но в углу стоял деревянный сундук с сентиментальными сувенирами сестер. Старые школьные учебники. Рисунки. Первые туфли. Никаких вещей Джульетты там не было, и от этого внутри заворочалась старая боль – тупая и медленная, но в груди все равно заныло.

Вернувшись вниз, она вошла в кабинет. Формально отцовский, но его жена бывала там чаще – скрупулезно подсчитывала домашние расходы за столом. Книжный шкаф забит тетрадями и справочниками. Стивен писал книгу об истории английского театра. Когда-то – урывками между лекциями, а женившись на Клэр, заявил, что теперь посвятит себя писательству целиком. Насколько могла судить Джульетта, это никак не увеличило его писательскую продуктивность, лишь резко сократило склонность к любой другой работе.

Из книжного шкафа она вытащила тетрадь. Все страницы исписаны заметками, только изредка – эскиз или диаграмма. Начала было читать, но почерк у Стивена был такой мелкий и убористый, что она сдалась и перешла к пианино. Отец играл нечасто, но порой до Джульетты доносился музыкальный обрывок, неуверенный, с паузами, как будто Стивен вспоминал то, что знал когда-то давно. На нотной странице он записал простую мелодию с несколькими аккордами в левой руке. Тут и там зачеркивал неверные ноты, вписывал другие.

Джульетта положила руки на клавиатуру, припоминая единственный триместр, когда ее учили играть в школе. Вышло неуклюже и медленно, но она узнала мелодию, которую пытался сыграть Стивен. Необычная тональность и тоскливые переливы застряли в памяти, и Джульетта жалела, что не слышала всю вещь целиком.

Отвернувшись от пианино, она обошла стол и принялась открывать все ящики по очереди. Скрепки. Ручки. Старый счет от портного. Мачеха надула бы губы, увидев его, и тут же извлекла бы лист с несведенными счетами. Ящик слева оказался заперт, и Джульетта вспомнила про связку ключей в отцовской тумбочке. Сбегала наверх в спальню, забрала ключи и вернулась в кабинет.

Третий ключ подошел. В ящике обнаружились неровная стопка писем и видавшая виды медная шкатулка. Джульетта взяла верхний листок из стопки. Письмо, адресованное отцу, – на вид официальное, с неброской шапкой.

«Марлоу и К», стряпчие Иннер-Темпл, Лондон

Отправлено несколько месяцев назад и касается какого-то платежа. Ниже еще пачка идентичных писем, только даты другие – по одному в год. Но в самом низу Джульетта нашла кое-что иное: рукописные буквы в письме, нацарапанном поспешно и неровно, смазанные тут и там, словно автор слишком торопился, чтобы дожидаться, пока высохнут чернила. Датировано пятнадцатью годами ранее, и наверху – адрес, почти неразборчиво.

Пал… дин-стр… 3 Лонд…

Первые строчки совершенно неразборчивы, но дальше почерк немного устаканился, и несколько слов Джульетта прочла:

Какой родитель… своего ребенка… мне так жаль…

Она быстро вдохнула и наклонилась ближе, пытаясь выудить смысл из этих неровных букв.

Если… увидишь ее… девочку… серебряных туфлях…

Серебряные туфли.

И вновь напряжение зазвенело внутри, но на сей раз не исчезло. Оно становилось все настойчивее – болезненное томление по недосягаемому.

Серебряные туфли.

Джульетта еще покрутила эти слова в голове, и ее пронзило воспоминание. Она маленькая, лет восемь или девять, стоит у двери гостиной в ночной рубашке – ее погнала вниз пульсирующая боль в ухе. В гостиной Клэр кричит на Стивена, размахивая листом бумаги. Голос гневно дрожит, и в животе у Джульетты все переворачивается от тревоги: в мире взрослых что-то пошло не так. Ускользая прочь, она улавливает финал этой странной короткой тирады:

…серебряные туфли.

Джульетта смотрела на письмо, пытаясь сопоставить рисунок сгибов с воспоминанием о листе в судорожной хватке мачехи. Эти слова правда звучали или ее разум складывает что-то из фрагментов ничего?

Нет. Что-то там было. Она чувствовала.

Отложив письма, Джульетта занялась шкатулкой.