Путь хирурга - Валерий Александрович Гуров

Я, наконец, понял, где нахожусь. Внизу подземелья лежал огромный город. Моё дыхание отдавалось гулким эхом от стен, словно пробуждая что-то древнее и давно забытое. Своды терялись в полутьме, и сверху свисали странные каменные наросты, похожие на огромные застывшие капли, готовые сорваться вниз. Стены подземелья вовсе не были таковыми. Это были остатки зданий.

Здесь, в недрах подземелья, покрытый толстым слоем вулканической пыли, некогда стоял город. Город, каким-то непостижимым образом оказавшийся в сотнях метров внизу, в глубине земли. И рациональных объяснений, как такое произошло, у меня не было.

Даже динозавров и тех находили примерно метрах в десяти от поверхности.

Так что теперь я просто стоял посередине подземелья, завороженный увиденной картиной. Под землей оказалась похоронена целая цивилизация. В этом мире когда-то давно произошло нечто по-настоящему страшное.

Наконец, я пошел дальше и отчетливо увидел углубление, в которое вели ступеньки. Именно отсюда шла та самая сила, с которой я с самого начала вошел в резонанс. Она отзывалась на мой шаг, на пульс под кожей.

Интересно, почему Приют построили именно тут? В месте с таким фоном — это как открыть клинику посреди морга. Или наоборот. Хотя, может, в этом и был смысл?

Но очевидно одно — эта сила крайне негативно действовала на членов приюта. они её не переносили. От ее присутствия их бросало в тремор и холодный пот. Вряд ли я был далек от истины, когда предположил ее схожесть в радиационным фоном — они же даже противогазами пытались от неё защититься.

И всё равно жили и тренировались именно здесь. Шут с ними, буду считать, что у них такая извращенная форма мазохизма. По-другому пока не могу объяснить.

А вот догадка, что это место меня выбрало, окрепла. Я подошел к краю углубления и там, среди хлопьев тумана, увидел черный как ртуть камень. Он тяжело пульсировал, шел «волдырями», будто болел. Будто внизу подземелья билось сердце этого места — и ему было здесь плохо.

Камень дрожал, и я понял, что это именно он просил помощи. Волны от стен проходили сквозь меня, словно проверяли: свой ли я. Нет, своим я не был. Но я был нужен этому месту, которое не дало мне умереть.

Под пластами чёрного гноя жила ткань чего-то древнего. Я стоял в эпицентре глубоко спрятанной патологии. И знал: её можно вскрыть. Её нужно вскрыть. А потом… зашить.

В памяти вспыхнула яркая лампа операционной, слепящий белый свет, за которым не различить лиц.

— Ты упустил момент, Мирошин! Пациент умирает не от твоих решений, а от твоего страха сделать хуже! — голос наставника, профессора Рощина, был резок, как удар скальпеля.

Я чувствовал, как пот стекает по спине, руки дрожали от усталости и нервного напряжения. Тогда, ещё студентом, я впервые столкнулся со смертью — настоящей, без прикрас. Операция шла уже шестой час, а пациент, молодой парень после ДТП, цеплялся за жизнь с такой силой, словно боролся не с раной, а со всем миром.

— Смотри глубже! Найди источник кровотечения! Думай быстрее! — продолжал Рощин.

Его голос был ледяным, но в нём я вдруг расслышал нотку отчаяния. Самого обычного, человеческого. Тогда я не понимал, откуда оно, но сейчас ясно осознал: наставник боялся за парня так же, как и я. Боялся, что я не выдержу, сдамся и впервые столкнусь с поражением.

— Нашёл, — выдохнул тогда я.

Мгновение, ещё движение скальпеля, и кровотечение остановилось.

Рощин положил руку мне на плечо и тихо сказал, когда пациента увозили из операционной:

— Запомни этот день, Костя. Ты только что понял, что между жизнью и смертью всегда лежит всего один точный разрез. И сделать его можешь только ты.

Вот и сейчас руки — руки, в которых не было скальпеля, и их не освещали мощные лампы — сами нашли точку разреза. Сила не отшатнулась — она будто бы откликнулась. Камень сильнее завибрировал, и во тьме что-то проснулось, сделав жадный вдох.

Нечто, как древний организм, само протянуло мне свои внутренности и прошептало: «Собери меня, если сможешь».

Я не просто чувствовал, а видел, как древняя схема раскрывалась слой за слоем, показывая, где болит. Видел, как белые нити жизненной силы пытаются пробиться сквозь ртутную чернь.

Ощущал доверие древней сущности, и в этом доверии… она отдала мне ключ. Не только к себе самой, но и к моему телу. Словно что-то в костях встало на место. В мышцах исчезла дрожь, которую до этого приходилось преодолевать каждую секунду. Даже рана на груди начала медленно затягиваться.

В моих руках оказалась невидимая нить, словно хирургическая игла, и я начал сшивать разрывы каналов, восстанавливая энергетические ткани. Я точно знал, как проводить эту операцию, но почему игла была невидима и из чего состояла эта нить — оставалось загадкой. Я лишь чувствовал вибрирующий сгусток энергии в своей руке.

Я направлял потоки энергии черного камня, корректировал их течение. Система выравнивалась, сила, наконец, потекла по ее пересохшим каналам, как вода по давно брошенному водопроводу.

И теперь белые нити жизненной силы проступали все отчетливее на ртутной поверхности… Они соединялись и превращались из прожилок в потоки. Наконец, сила потекла беспрепятственно, и я будто услышал тяжелый, с трудом сделанный вдох. Подземелье теперь дышало. Рвано, как грудная клетка в реанимации. Вдох. Спазм. Почти остановка. Один удар — в такт моему сердцу. Второй — как разряд электрошока в грудь.

Да, мы были связаны.

Мое тело резко подняло вверх, оно выгнулось. Мышцы свело от нестерпимой боли. В грудь врезался мощный поток энергии, собравшийся на поверхности камня.

Слепая сила, готовая снести все на своем пути, из тонких энергетических струек теперь превратилась в мощный поток. Неужели она хочет меня уничтожить? После того, как я помог…

Лавина силы устремилась мне в рану на груди.

Меня раздувало изнутри, как шар. Связки трещали. Пульс вспыхивал в глазах.

Я падал.

Проносился сквозь века.

Сквозь тех, кого не успел спасти.

Через мимолетные блики эпохальных битв…

А потом настала обличающая тишина.

Камень не убил — он отдал мне все, что мог.

Перед глазами мелькнуло лицо Мишки, испуганное и доверчивое одновременно.

— Ты вернёшься, правда? — спросил он тогда, совсем ребёнок, в день похорон родителей.

— Конечно, вернусь, — пообещал я.

И я вернулся. Только уже другим человеком, в другом теле, в другом мире.

Я рухнул на камень, теряя сознание.

Подземелье тяжело выдохнуло — и замерло…

* * *

Глубоко в нутре приюта Длани