Контрольная группа - Павел Александрович Шушканов

показалось, что кто-то топчется за дверью. Тихий хруст досок выдавал непрошенного гостя, кто бы там ни был. Я ждал стука тонких пальцев или настойчивого удара широких костяшек. Но звуки шагов стихли.

Все же стоило открыть. Может и не пускать на порог, но открыть. Выслушать снова.

За дверью стояли две пустые картонные коробки. Одна на одной. Сверху пристроился плотный пакет.

Я, стараясь не шуметь побрел вниз по лестнице. За тонкой дверью комнаты Марты не горел свет. Зато слышно было как ее пальцы со страшной скоростью барабанили по плоским клавишам ноутбука. На секунду они замирали – Марта обдумывала каждое слово, а потом продолжали свою дробь. Так стучал крупный летний дождь по ступеням веранды.

С кухни доносился размеренный храп и бормотание телевизора. Сняв с крючка куртку, я вышел на крыльцо и аккуратно прикрыл за собой дверь.

Яростный ветер ревел в кронах деревьев, срывая последние листья. Он гнал их вместе с клочками газет и прочим мусором вдоль плохо освещенной улицы, вдоль низких палисадников сонных домов. В просветах среди диких танцев тополиных ветвей блестели крупные звезды.

Достав из кармана телефон, я присел на ступеньку, застегнул бесполезную против октябрьского ветра куртку и накинул капюшон. На маленьком экране скользили вниз знакомые имена и номера.

Длинные гудки из глубин трубки казались частью ветра, словно он затекал туда и гудел среди немыслимо огромной паутины проводов и кабелей.

– Да, – ответил сонный голос.

– Дмитрий Александрович, простите, что поздно. Если место еще осталось, возьмите меня с собой, я передумал.

3.Крайчек

Она стояла на пороге все в тех же сапожках и той же куртке. Только джинсы теперь темные, а на кофте двусмысленно-неприличный рисунок. Я успел удивиться, попрощаться с жизнью и разозлиться, когда увидел ее, открыв дверь. Раннее утро, но, видимо, она нашла меня еще раньше. Я смотрел на ее косую челку и серые глаза за узкими очками. В ушах торчали наушники, но музыки слышно не было.

– Догадываюсь, что это вы звонили мне. Предупреждаю, я вооружен.

Почти правда, если считать Ерша.

Девушка промолчала. Только едва заметно кивнула.

– Если вы были в той пропавшей группе, то вам должно быть двадцать семь.

– Так и есть.

– Вы выглядите моложе.

– Хорошо сохранилась.

На достойный ответ возразить было нечего. Ругая себя и готовясь к худшему, я впустил ее в квартиру. Не держать же ее на пороге на виду любопытно потемневших глазков соседских квартир.

Осторожно закрыв за ней дверь, я сделал вид, что запираю замок.

– У вас там глаза под столом, – предупредила она.

– Да, это Ерш.

– Это же манул! Откуда он у вас.

– Не знаю. Не помню. Скажите лучше, почему вы преследуете меня?

Ожидание было таково, что сейчас незнакомка начнет все отрицать. Я же попытаюсь жонглировать неоспоримыми фактами и прижать ее к стенке. На мысли про стенку стало неловко. Да и ожидания не оправдались. Девушка присела на подлокотник дивана подальше от манула и сняла очки.

– Может быть для начала познакомимся?

– Нет. Лучше просто назовите свое имя, поскольку мое и мне и вам, как я понимаю, известно.

– Тогда называйте меня Гэм.

– Странное имя, – сказал я.

– Ничуть не более странное, чем ваше Олег… Стефанович.

В окно лилось хмурое утро, еще не разбавленное ни кофе, ни табачным дымом. В серой палитре застыли два наших силуэта, молчаливо изучающих друг друга. Я не знал с чего начать разговор, хотя призрачное ощущение страха уже исчезло. Говорящий противник – вдвое менее страшный противник. А если голос еще и приятный… Гэм разглядывала меня сквозь очки, держа из перед собой на вытянутой руке.

– Ладно, – я опустился в кресло и скрестил руки на груди, – что еще вы обо мне знаете?

Гэм пожала плечами.

– Вы старше меня. Несколько лет провели в психиатрической клинике, страдая проблемами с памятью. После выписки занялись практикой частного детектива и даже получили лицензию, хотя окончательно не выздоровели. В последнее время дела ваши идут не очень. Друзей и девушки нет, хотя были замечены в некоторых сомнительных связях, но недолго. Злоупотребляете назначенными препаратами и спиртным, отчаянно пытаетесь бросить курить. Дело о пропавших школьниках взяли от безысходности, хотя сомневаетесь до сих пор. Про манула ничего не знала.

– Потрясающе, – процедил я. – Может знаете и содержание сахара в моче заодно?

Гэм улыбнулась миролюбиво, обнажив ряд белых зубов. Между верхними виднелась щербинка. Меня настораживала эта идеальная неидеальность, она создавала ощущение того, что незнакомка вклеивается в твою жизнь как лишний листочек в книгу. Вот и эмаль ее зубов – белый чистый лист между пожелтевших страниц моего существования.

– Судя по вашей диете, – она кивнула на стакан и обертку от хот-дога, – там тоже все плачевно. Пойдемте, я угощу вас нормальным завтраком, а вы наконец перестанете пялиться на мое лицо.

И снова любопытство. Уверен, что однажды оно заведет меня и на тот свет, просто чтобы удостовериться, что там так же погано, как и тут. Внутри моей головы напротив задачи «Взяться за дело о пропавших школьниках» стояла жирная галочка. А Гэм была частью этого дела, хотя пока еще очень странной частью, но тем и любопытнее.

Она терпеливо ждала, пока я надену пальто, путаясь в рукавах, нацеплю шляпу и отыщу ключи. Отдав манулу остатки кролика и получив в ответ сердитый взгляд, я вернулся в прихожую с надеждой, что Гэм убежала, прихватив, например, мой кошелек. Но она все еще была там и все еще улыбалась. Я незаметно прихватил из стола и сунул в карман пистолет.

В кафе шумел кондиционер, нагнетая теплый воздух. Витали запахи яичницы и жареного бекона.

– Что вы будете? – спросила Гэм.

– Яичницу и жареный бекон.

– Ваше лучшее оружие, Олег Стефанович, – непредсказуемая предсказуемость.

– А ваше – напористая напористость.

Пока мы ждали заказ, я выложил на стол блокнот – вещь, которую всегда нужно держать под рукой в моей работе, многоцветную детскую ручку и телефон.

– Вы не подключены к Паутине, – заметила Гэм. Индикатор и правда не мигал оранжевым, как ему полагалось. Но для меня это было привычным делом.

– Меня все устраивает. Итак, почему вы здесь, Гэм? – я попробовал словно на вкус ее имя. Произносится необычно, но лучше начать привыкать. Казалось, что рот излишне растягивался, искривляя верхнюю губу, форму которой я и так никогда не любил.

– Хочу помочь вам. Напомню, что я была в той группе, которую считают пропавшей в пустом городе. И, понятное дело, я ничуть не менее ценный свидетель, чем дневники Никиты.