Призма тишины - Роман Викторович Титов

«Предпочту оставить это без ответа. Так интереснее. Знаешь, жизнь в гробу не настолько занятна, как может показаться с первого взгляда. Да, время воспринимается иначе, тысячи лет проходят, словно сон, вот только от скуки это все равно не спасает. Зато на это способны редкие гости».

– Почему твой разум до сих пор не угас?

«А ведь должен был бы, не так ли? Тебя это удручает? Или пугает? Постой, не говори. Я угадаю! Хе-хе. Ты в замешательстве! – Последнее слово растянулось в пространстве и времени, подобно газопылевому облаку после взрыва сверхновой. – Но не думай, будто я не понимаю твоих страхов. С этим-то все более-менее очевидно. Совсем другой вопрос, как ты поступишь, когда осознаешь, что именно стоит на кону?»

Я ощутил, что пришла пора огрызаться.

– Я и так это знаю. И ты тут ни при чем.

Но призрак, судя по всему, думал иначе.

«О, мой славный мальчик! Да ты прост, как только что отлитый цитерий[1], и очевидного не замечаешь. Думаешь, тебя привели сюда просто, чтобы пожелать мне доброго утра? Наивное дитя! Дать тебе время на размышления? Не зря же, в конце концов, она все время зовет тебя особенным!»

Я отпрянул бы, если б мог. Развернулся бы да бросился прочь и чем дальше, тем лучше. Но мой разум оставался опутанным теневым захватом и, на каждую попытку разорвать связь, отзывался резкой и практически нестерпимой болью.

«Куда же ты так рьяно? Побереги мозги, Сет! Явственно вижу, они нам обоим еще неплохо послужат».

Где-то в коротких промежутках между спазмами, рассекавшими сознание ослепительными молниями, я умудрился прошипеть:

– Ты меня не заполучишь!

«Разве? – усмехнулся голос. – А по-моему, именно для того тебя сюда и привели. Не стану отрицать, ты – лакомый кусочек. Молод и силен. Одна жалость – человек. Но, думаю, с этим недостатком я как-нибудь прожить смогу. Куда лучше, чем просто томиться в гробу».

– Нет!

«Нет? Нет – что? Нет, не лучше? Или нет, ты не достаточно хорош? – Пока я мучился, он смеялся. – С последним на самом деле трудно поспорить. Я действительно неподражаем. В былые времена таким был и до сих пор остаюсь. К чему отрицать очевидное? Когда мои лей-ири только постигали путь познания Теней, они уже на голову превосходили всех тех так называемых лейров, что явились им на смену. Признаю, в том есть и доля моей вины. Мне пришлось искать учеников среди чужих, раскрывать величайшие секреты тем, кто не желал понимать того величия, что на них снизошло. Но это вопрос выживания. Ты и сам должен понимать».

Все еще разрываемый жуткими головными болями, я не выдержал и взревел:

– Заткнись!

«К чему так злиться, друг мой? Я всего лишь пытаюсь облегчить тебе дорогу к принятию истины. Переход уже начался, а боль – она лишь часть процесса перерождения. Но в одном можешь быть уверен: таким, как прежде, ты не покинешь эту гробницу».

Боль выжигает страх, как кислота избавляет тело от папиллом и прочей неприятной дряни, способной вырасти на коже. Она туманит сознание похлеще наркотика. Она снимает покровы цивилизованности, превращая разумника в дикое животное, способное лишь кусаться и выть. А еще боль заставляет поверить в иллюзию, что все будет хорошо, когда она закончится.

Но хорошо не будет. И я понимал это со всей полнотой восприятия, еще доступного мне на той стадии «перехода», до которой мы успели дойти.

«Тебя разве не воодушевляет осознание, что твое тело послужит вместилищем для кого-то настолько великого? Не стану притворяться, я бы чувствовал себя польщенным».

– Еще бы! Такая честь! А не пошел бы ты…

«Грубости тут не помогут. К тому же, я не уверен, что твое предложение физически осуществимо. Скажи, все эти ругательства хоть что-нибудь значат?»

– Гораздо больше, чем ты можешь себе представить!

«Вот как? Тогда как насчет?..»

Мысль повисла в пустоте неоконченной, а я, в полной мере ощущая себя рыбой, которую намеревались как следует нафаршировать, оказался посреди пустоты. Вот так просто, по щелчку: мгновение назад еще было сознание, и был голос, а теперь все это превратилось в темное ничто, чьи холодные липкие щупальца так и норовили залезть ко мне под воротничок.

– Что случилось? – вопрос оформился, но не прозвучал, отскочил рикошетом от невидимой стенки и отпечатался чем-то вроде негатива на кромке моего сознания.

Лишь добрую минуту спустя, до меня дошло, что боли больше нет. Пропала, как отмершая бородавка – незаметно и без возврата.

Неясность всего происходящего наполнила меня тревогой. Вместе с чужеродным холодом в мысли начал проникать страх. Что, если затея Паяца удалась? Что, если пустота – единственное, что мне осталось? Не смерть, не забвение, но вечное прозябание в плену собственного тела, без возможности это даже осознать?

Я еще раз попробовал окликнуть кого-нибудь, но результат остался неизменным. Каждая мысль, как будто отскакивая от невидимого барьера, возвращалась обратно, оставляя язву на том месте, которого касалась. Тревога медленно уползла в нору, а на ее месте явился страх. Тот самый уродливый заморыш, который незаметно грызет тебя ночами, и отвязаться от которого невозможно. Но страх такого рода не ходит один, а значит, где-то неподалеку притаилась и паника. Я сглотнул ком или сделал нечто очень похожее на это действо. В любом случае, легче от этого не стало.

По крайней мере, до той поры, пока в темноте не прозвучало едва уловимое:

«Сети?»

Голос! И знакомый! Но… как?!

Вокруг по-прежнему не было ничего, но некое знакомое присутствие мерно колыхалось где-то на границе восприятия. Крутанувшись на месте, как будто от этого мог быть какой-то толк, я выпалил в пространство:

– Ра?!

«Твое изумление меня оскорбляет. – Яд в голосе бывшей подруги мог бы убить население крупной деревни, вот только растворенный в немощи теперь казался не страшнее микстуры от кашля. – Ты прекрасно понимал, что от меня так легко не отделаться».

– Это либо очередной трюк, либо…

«Либо, что, Сети? – усмехнулась Ра. – Ты только не дергайся. Меня сейчас меньше, чем когда-либо. Практически нет. Бледная тень былого. И слышишь ты меня сейчас лишь потому, что ничего другого тебе не осталось».

Я бы с этим поспорил, а еще засыпал бы ее подозрениями, которые рождались одно за другим на протяжении