Клинок ночи - Райан Кирк

В тот момент я сорвался. Я устал, и наглость Орочи доконала меня. Оглядываясь назад, я не знаю, хотел ли он причинить мне вред. Не могу поверить, что Орочи был плохим человеком. Он просто был одержим Юки и одержим тем, чтобы победить меня. Для меня это было слишком. Я сломался и ворвался в общежитие, держа меч наготове.

Орочи ждал меня. Не знаю, о чем он думал, – может, просто хотел доказать, что он лучше всех. Но в тот вечер мы сошлись на мечах по-настоящему. Бой был быстрым, хотя мне казалось, что он длился очень долго. Я уже говорил вам, что мы были равны. Но не в ту ночь. Я был слишком зол, слишком сосредоточен. У меня была ярость, которой у него не было и которой он не понимал. Для него это была лишь игра. Он просто хотел выиграть, а мне нужна была его жизнь. В тот момент я хотел увидеть теплую кровь, бьющую из его сердца. Орочи не обратил на это внимания, пока мы сражались, и всего за несколько выпадов я отбросил его назад, лишив защиты.

Этот момент, Рю, навсегда запечатлен в моей памяти. Иногда в моих кошмарах он повторяется снова и снова, и я не могу остановить его. Я увидел брешь в его обороне, сделал прекрасный выпад, метя прямо в сердце. Это был удар, который должен был убить. Но я был так сосредоточен на Орочи, так разъярен, что потерял бдительность, и через мгновение Юки прыгнула перед моим клинком. Я знал, что она проснулась, увидела, как мы сражаемся, и попыталась остановить нас, но я был слишком неуправляем. Я должен был понять, что она уже близко.

Когда я почувствовал, как мой клинок пронзает плоть, мое сердце запрыгало от радости. Я никогда раньше не лишал никого жизни и никогда не думал, что это будет так приятно. Я победил своего первого врага.

И хотя мои глаза были широко открыты, мне потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что на мой клинок насажена Юки. Я увидел, как мой меч пронзил одну из ее грудей, о которых я так мечтал. Но больше всего меня задело – и это преследует меня по сей день – то, что она улыбалась. Эта улыбка поразила меня. Почему она улыбалась?

Я опустился на колени. Юки подняла свою окровавленную руку к моему лицу и нежно погладила, один раз, а затем опустила ее. Когда она упала на пол, я уже был рядом с ней, пытаясь понять, как ей помочь. Меня учили исцелять, но не так. Я не был Клинком Дня – я умел лишь уничтожать. Юки попыталась что-то прошептать, но я не расслышал. Ее губы шевелились, а глаза были устремлены на меня, но я не мог понять, сказала ли она что-нибудь. Мне хотелось бы верить, что это были слова любви или прощения. Но я никогда не узнаю.

Я был так сосредоточен на Юки, что даже не почувствовал, как Орочи сбежал из комнаты. Я прижимал Юки к себе, пока ее дыхание не затихло, и даже после этого я все еще держал ее в своих руках. Я никогда не хотел отпускать ее в жизни, и был уверен, что не отпущу и в смерти. Я был в шоке, но в тот момент я этого не осознавал. Я понимал лишь только, что убил женщину, которую любил.

За мной пришли наставники. Наша битва разбудила весь остров. Одна из проблем взросления на острове, где все одарены чувствами, было то, что ничего нельзя было скрыть. В считаные секунды меня связали и приставили ко мне охрану. На следующий день на острове поднялся страшный переполох. За более чем тысячу циклов никто там никого не убивал. Были дуэли, но не убийства. Шок меня не отпускал. Я хотел убить себя, но был слишком труслив, чтобы сделать это. Тело Юки сожгли в тот вечер. Весь остров, включая Орочи, собрался, чтобы отдать ей последние почести, но меня не пустили. Я даже не увидел, как проходит последний обряд моей любимой.

Меня не кормили и не давали воды. О гуманном обращении мало кто заботился. Это была маленькая и сплоченная община, но она требовала, чтобы ее правила соблюдались. День и ночь были ужасными, но я не жаловался. Я все время воспроизводил в памяти последние мгновения жизни Юки, вспоминал, как вытекла струйка крови из уголка ее рта. Я считал, что заслужил все, что получил, и забыл, что Орочи – причина всех этих проблем.

Когда на следующее утро взошло солнце, собрался Совет мастеров. Они должны были решить мою судьбу. Они провели слушание, и мне дали шанс защитить себя, но я не стал. Я убил Юки, этого нельзя было отрицать. Мое чувство вины перевешивало гнев, который я испытывал к Орочи. Я ничего не сказал, принял наказание без вопросов и жалоб. Мне был вынесен смертный приговор, который должен был быть немедленно приведен в исполнение.

Это была смерть не воина, а преступника. Меня привязали к кресту, лицом к морю. Меня ждала смерть от переохлаждения. Я был обнажен и не мог согреться. День был ветреный, морские брызги бились о кожу, ночью я замерзал. Мне не давали никакой еды и лишь изредка позволяли глотнуть воды, чтобы продлить агонию.

Я продержался две ночи, но когда солнце взошло на третий день, я понял, что умру следующей ночью. Горло резало изнутри, кожа горела от последствий воздействия солнца, моря и холода. Кашель сотрясал мое тело, что только усиливало боль. Я прочитал молитву и настроился на то, чтобы пережить этот день и быть готовым отдать свой дух Великому Циклу этой ночью.

Чувство вины было моим спутником. Перед глазами стояло лицо Юки, мой меч, пронзающий ее грудь, – я ведь впервые увидел ее обнаженной. А еще была ее улыбка, которая до сих пор преследует меня во снах. Почему она улыбнулась мне? Видела ли она, что в следующую секунду шагнет в Великий Цикл? Любила ли она меня? Любила ли она Орочи? Я не знаю этого даже сегодня.

В последний день зашло солнце, и я был уверен, что это будет последний закат в моей жизни. Он был прекрасен, глубокого кроваво-красного цвета – под стать моему настроению. Я плакал, глядя на него. Я не хотел умирать,