Трое для одного - Софья Валерьевна Ролдугина

она. – Я около Часовой площади. Ехала в супермаркет, увидела на трассе вереницу строительной техники… Угадай, куда она направлялась? Часть площади огорожена. Башню, похоже, будут сносить. Прямо сейчас.

Остатки сна мгновенно выветрились из головы. Разум заработал чётко, как безупречно отлаженный механизм.

– Жди меня. Ничего не делай, – попросил он. Вспомнил, как вспучились автомобильные стёкла, когда Уилки услышал о покупке башни, и быстро добавил: – Вообще наблюдай откуда-нибудь издалека, близко не подходи. Скоро буду.

И отключился.

В любой другой день путь от дома до Часовой башни занял бы минут сорок. Сегодня – вдвое короче. По субботним пустым дорогам – как сквозь воронку, вниз, вниз, по спирали, на красный свет, едва вписываясь в повороты. Время замедлилось; цифры на электронных часах сменялись медленно, измождённо подрагивая.

Момент – и прозрачно-голубое небо вспухло уродливыми тучами. Форест застыл – и вдруг взвыл на разные голоса, сперва издали, затем ближе и ближе; ветер захлестал наотмашь. Рекламные щиты застонали, упруго кренясь; автомобиль занесло. Колесо налетело на бордюр, ремни безопасности врезались в грудь… и тут следом за ветром нахлынул снег – поверх крыш, ближе, ближе, кошмарной густой волной, как песчаная буря в документальном фильме.

Стёкла заволокло почти сразу.

Двигатель заглох.

– Чёрт, чёрт, чёрт, – бормотал Морган, проворачивая ключ. «Шерли» не реагировала. – Давай уже, сволочь!

С шестой попытки машина завелась. Он выкрутил руль, возвращаясь на дорогу, и покатил сквозь снежную бурю почти вслепую – дворники не успевали расчищать лобовое стекло. Въехал на Часовую площадь, чуть не порвав оградительные ленты, и принялся вызванивать Кэндл.

– Здесь какой-то ад! – проорала она в трубку два гудка спустя. – Я в переулке, около такого длиннющего синего дома! К центру ближе, около въезда!

– Сейчас буду.

Морган выскочил из машины и на несколько секунд оглох, ослеп, потерялся в колючем белом потоке. Дышать было трудно даже через шарф. Сперва мороз показался невыносимым, а затем ослаб, отступил, позволяя собраться с духом и сделать шаг в бурю, другой, третий… В мельтешении снега промелькнула вдали ярко-оранжевая детская футболка с оскаленным солнцем на груди, а мгновение спустя в окне дома отразился бледный черноглазый мальчишка; шапка сбилась набок, а великоватые варежки едва не спадали с голых рук.

– Уинтер? – прошептал Морган.

Мальчишка рассмеялся беззвучно, а потом лицо его стало сосредоточенно-злым, мгновенно, точно сменился кадр. Снежная волна дрогнула – и потекла в обратную сторону, к площади, игнорируя все законы физики. Заградительные ленты застывали, а затем разлетались на осколки, словно стекло. Фонарные столбы оплывали, как перегретый пластилин. Воздух электрически сверкал от чуждой всему человеческому ярости, и при каждом вдохе диафрагму сводило болью.

Продираться через метель было всё равно что пытаться идти по шею в ледяном киселе. Пока Морган добрался до угла продолговатого дома с бледно-синей штукатуркой, то успел одновременно взмокнуть от усилий и продрогнуть до костей. Кэндл ютилась в узком проулке, наполовину заваленном дощатыми ящиками. Ветер сюда почти не проникал, и потому тут можно было дышать свободно – и говорить, правда, напрягая изрядно голосовые связки.

– Здесь лютый ад! – повторила Кэндл. Её била крупная дрожь. – Началось всё в одну секунду, черти-сковородки… Бац – нет снега, бац – ураган, снег. Это из-за башни, да?

– Наверное, – кивнул Морган и поёжился. Ему вспомнилось потусторонне-жуткое детское лицо Уинтера; промелькнула неудобная мысль, что для мальчишки, запертого навечно в парке, снос башни мог стать всего лишь поводом выплеснуть свою кошмарную силу вовне. – В любом случае техника вряд ли сможет продолжить работу в такую погоду. Какое-то время мы выиграли. Нужно выяснить, кто вообще додумался направить бульдозеры на Часовую площадь. Ты по своим каналам, я – по своим.

– Выясним, – ухмыльнулась она с дурным азартом в глазах. – А Шасс-Маре? К ней заглянем?

Тень ревности заинтересованно подняла голову. С такой надеждой и предвкушением Кэндл не говорила прежде ни о ком.

– Думаю, та сторона уже в курсе – в общих чертах. – Ответ прозвучал уклончиво и слегка раздражённо. – Лучше зайдём немного позже, когда узнаем что-то новое.

«Это в любом случае будет куда безопаснее, чем болтать с раздражённым Уилки», – подумал Морган, но почёл за лучшее оставить последнюю мысль при себе.

Мало ли что.

– Попозже так попозже, – покладисто согласилась Кэндл и, подхватив его под локоть, храбро нырнула в колючий снежный поток.

Точнее, попыталась, потому что в тот же самый момент сквозь метель пробились крики.

Кто-то орал надрывно, до хрипоты. Тембр менялся непрерывно, и то один голос распадался на три-четыре, то несколько вдруг сливались в звериный вой. Человечьи голоса мешались с собачьим скулежом, искажаясь до неузнаваемости. Источник звука приближался. Морган предусмотрительно потянул Кэндл на себя и крепко обнял её, заставляя замереть. Белый поток всколыхнулся, точно по нему прошла волна, и там, за пеленой, показались фантасмагорически искорёженные силуэты людей – бегущих, размахивающих руками, шатающихся из стороны в сторону. Чувство трансцендентной ярости, пропитавшей сам воздух, сменилось таким же непостижимым ужасом, который сводил с ума, оставляя только оголённые инстинкты.

– Тс-с, – прошептал Морган, инстинктивно стискивая в кулаке часы на цепочке – прямо сквозь куртку и свитер. – Погоди. Что-то здесь не так.

Ветер замедлился; метель начала утихать, но ощущение кошмара, наоборот, стало ярче. Иллюзорные синеватые искры в воздухе становились вполне реальными; хотелось зажмуриться, чтобы не повредить глаза.

«Уинтер? Не похоже. Уилки? – Он прислушался к пульсу часов, траурно-спокойному и едва заметному. – Нет, вряд ли…»

Одна из искр разгорелась ярче и сменила цвет – кислотно-зелёный, медово-жёлтый, малиновый…

– Чи! – крикнул Морган наудачу. Имя коснулось языка свежей яблочной кислинкой. – Это ты?

В мельтешащем потоке снега появилось вдруг спокойное окно, и сквозь него шагнуло к проулку нечто огромное и жуткое, окружённое кольцом шипящих огней. За два шага оно сжалось до Фонарщика – всклокоченного, с горящими глазами и побелевшим плащом, который волочился по мостовой со скрипом, как металлические пластины.

– Ты что тут делаешь, малец? – пророкотал он, щелчком загоняя искры в фонарь. – Разум не дорог, что ль?

– Узнал, что технику пригнали на площадь, и решил проверить, – ответил Морган, уже обеими руками обнимая притихшую Кэндл. – Вы здесь по той же причине, полагаю. Что тут произошло? Это вы что-то с людьми сделали?

– А то ж, – усмехнулся фонарщик. Зрачки у него отсвечивали багровым, и такие же страшноватые блики мелькали в волосах. – Я-то спервоначала за Уинтером махнул. Он ни с того ни с сего взбесился вдруг, парк разомкнул, как бумажное кольцо. Силён парнишка, ох силён. Так вот я за ним, значит, и тут, на площади, вижу этакое непотребство. Машины, крик… А часовщик на