Живые и мертвые - Ярослав Гивиевич Заболотников

Внимание перешло к окружению. Шаги. Взгляды. Прикосновения. Осмотр длился недолго. Стены из полированного кирпича, гранитный пол, мраморный потолок — всё настолько гладкое и ровное, что взор цеплялся лишь за благородную фактуру камня. Оттого вывод неутешительный: дальше изучать обелиск и шесть саркофагов. Лайла снова постояла возле узора. Новых идей не возникло. Ещё раз обошла кивории. Все с датами смерти, кроме того, что принадлежал отцу. Почему?..

Отчаяние толкнуло к изуверскому решению. Оно маячило с самого начала, да не хотел разум его замечать. Вампирша приблизилась к саркофагу, опустилась на колени, робко взялась за крышку. Сердце защемило от несправедливости происходящего, но мир способно спасти только хладнокровие.

— Прости, отец, я делаю что должно, — рубиновый взор раскалился докрасна.

Вытащенный из-под кивория саркофаг зашелестел по гладкому полу. Со скрежетом сдвинутая крышка бережно легла на ребро. Лайла со скорбью смотрела на пожелтевший от времени скелет. От одежды остались истлевшие клочки, а вместо посмертных регалий — кожаный мешочек на грудной клетке. Неужели послание из прошлого в нём? Послание, хранимое возле сердца. Однако от первого же касания мешочек развалился, просыпав сквозь рёбра сухую землю. К сожалению, в нём была лишь земля. Напрашивался вопрос: отец перестал носить драгоценности или могилу разграбили? Ведь вернуть саркофаг на место и соблюсти погребальные ритуалы могли уже другие люди, уважающие покой мёртвых.

— Да простят меня усопшие… — прошептала Лайла.

Повторив манипуляции, она заглянула в другие саркофаги. На скелетах блестели украшения: кольца, медальоны и браслеты. А у одного, вместо мешочка, на груди лежала стопка золотых. И это при том, что даты на кивориях выявили два захоронения возрастом пять веков. Выходит, могила отца нетронута. Он добровольно отказался от роскоши.

Прежде чем вернуть саркофаги на места, Лайла на всякий случай проверила выемки в полу, но они тоже ничего нового не поведали.

По итогу перед глазами опять оказалось надгробие отца. Хладнокровие медленно тонуло в подбиравшейся истерике, и лишь ходившие по кругу мысли сдерживали напор эмоций. Взор не покидал выбитых в камне строк. Предан. Замыслу. Завистником. Земле. Первые две вариации окутывала мрачная таинственность. Хоть в последней всё было ясно…

Зачем же требовалось обобщать столь разные слова единым? Дань оригинальности? Или на надгробии старались избежать повторов? Вдруг сознание отметило странный факт. Все три слова начинались на одну букву. Вампирша пригляделась. То, что вокруг них раньше казалось трещинками, походило на филигранные штришки.

Сердце ёкнуло: в голове ожило воспоминание из далёкого детства. Игра с отцом в шифры. Слова выводились причудливым шрифтом на тонких листах. Затем три-четыре наложенных друг на друга листа поднимались на просвет, и совмещённые завитушки образовывали тайное послание.

Бешеный стук сердца. Точно запомненные штришки. Прикрытые глаза. Стоило воспроизвести в памяти три проекции, совместить все слова по букве «З», как штришки образовали фразу: «Извне не войти, наружу взор не ринуть». Загадка. Единственный ответ, что сразу пришёл на ум — могила. Однако ни внутри саркофага, ни под ним ничего не нашлось. О чём бы ни возвещали слова, следовало поразмыслить о них позже, в более благоприятной обстановке.

— Шифры из детства… — губы тронула грустная улыбка. — Я помню, отец. Я получила твоё послание и обязательно разгадаю его. Сейчас же мне и моим спутникам нужно покинуть остров. Но я обещаю тебе: если не сгину на тернистом пути, заберу тебя отсюда на родную землю, — ком в горле неумолимо нарастал. — Ты исполнил свой долг. Покойся с миром.

Лайла развернулась и, не оборачиваясь, зашагала к лестнице. Потому что, если бы обернулась, упала бы на колени и горько разрыдалась.

Сидевший на обелиске Скарги провожал её внимательным взглядом. Пусть ментальный канал даже не ощущался, мефит понимал, что хозяйке очень плохо. Оттого старался не мешать — полетел следом незримой тенью.

* * *

Дождь уныло моросил по пышной кроне — сухое пятно под деревом постепенно сужалось, оставляя укрывшимся от непогоды всё меньше пространства, пока сухие овалы не остались лишь под животами лошадей. Вдыхая запах сырой земли, странники терпеливо ждали Лайлу, которая никак не возвращалась. И если Шойсу наблюдал за зарницей, порой вспыхивавшей в завесе дождя, то Джон обеспокоенно смотрел на храм:

— Сколько уже прошло? — не выдержал он. — Час? Полтора?

— Хочешь прошвырнуться до седого? — глянул на друга Рэксволд. — Я ж недавно ходил. Так там и торчит.

— Её нет уже слишком долго. Пойду там постою. Может, услышу что, — рука откинула с лица чёрную прядь, а ступня наполовину оторвалась от земли. — Или не пойду… — следопыт увидел, как открываются двери храма и из них выходит Лайла.

— На своих ногах — уже хорошо, — прокомментировала сидевшая под деревом Эрминия.

Однако, когда вампирша приблизилась, слово «хорошо» показалось неуместным. Она казалась бесконечно пасмурной: была бы тучей — затерялась бы в серости небес.

— Как ты? — с сочувствием взял прохладную ладонь Джон.

Шагнув в его объятия, вампирша устало примостила подбородок на широкое плечо:

— Опустошена. Но небезрезультатно. Правда сейчас не готова вдаваться в детали, — она поглядела на Рэксволда: — Хочу задать пару вопросов храмовнику. Переведёшь?

— Я уже с ним поговорил. Молчаливый, собака. Каждое слово тянуть пришлось. В общем, не знает он, что было несколько веков назад и посмотреть негде. Во время смуты храм грабили. Внутри ничего не нашли, но пристройку позади обнесли и спалили вместе с летописью. А новой всего-то восемьдесят лет.

— Чужая алчность похоронила истину в золе… — Лайла вздохнула. — Тогда нужно возвращаться. Нам будет над чем подумать.

Странники выдвинулись в путь. Лошадей повели не по склону — по лестнице из брёвен, хотя тоже весьма скользкой. А дальше в обратный путь: верхом по лесной дорожке. Вместо разговоров — чавкающая под копытами грязь. Оно и понятно. Лайла была не в настроении. Дроу — не в состоянии. Остальные же, подмоченные дождём, полуголодные и немного уставшие, думали лишь о том, как снова не застрять на мосту.

Высокий лес мельчал до крупнолистных зарослей с одинокими деревьями. Дождь наконец затих, и сквозь облака прорезалось тусклое солнце. За поворотом должна была показаться главная дорога, как вдруг Лайла услышала эльтаронскую речь:

— Они вооружены. Убить их.

Слова, сказанные неизвестным, обожгли сознание, а слух уловил скрип натягиваемых луков.

— Скарги! Erdako! — брошенный в заросли взгляд перерубила ладонь. — Засада!