Полукровка 3 - Василий Горъ

поднимаемых на борт «Техниками», выдавать белье, комбезы и полотенца, провожать в каюты и так далее. Так что народ насмотрелся на слезы благодарности, наслушался кошмарных рассказов о жизни в плену и почувствовал, что эта акция была нужна не Большому Начальству, не преподавателям ИАССН и не нам с Карой, а вполне конкретным соотечественницам.

Ну, а мы тем временем подняли «Наваждения» в космос, разогнали на внутрисистемный прыжок и ушли к «нашей» зоне перехода. Там провисели до тех пор, пока Миронова, Костина, Верещагина и Ахматова не уложили самых нуждающихся спасенных в медкапсулы и не отправили в медикаментозный сон остальных. А потом я подключился к динамикам систем оповещения обоих кораблей и устроил небольшой разнос:

— Дамы и господа, вы запороли обе первые боевые задачи… еще на этапе планирования — не подумали о том, что похищение наших соотечественниц надо как-то выдать за происки конкурентов, а значит, подставили нас и наше ведомство. Говоря иными словами, не позаботься о решении этой проблемы мы с капитаном Завадской, на Ширазе вот-вот началось бы расследование, которое, в конечном итоге, закончилось бы вручением ноты протеста Олегу Третьему. Кроме того, это самое расследование гарантированно обнулило бы наши шансы спасти кого-нибудь еще. Поэтому я считаю, что вам необходимо как следует обдумать ошибки и подтянуть теорию. Вот и принял решение возвращаться в ППД. Так что мы начинаем разгон для ухода на струну третьей категории. У вас десять минут на фиксацию скафов в креслах. Время пошло.

Помрачнели. Все до единого. Но дисциплинированно поднялись кто в рубки, кто в шестые каюты, уселись на свои места и выполнили распоряжение. Следующие полчаса «наслаждались незабываемыми впечатлениями» и, в то же самое время, сосредоточенно думали. А после того, как мы с Мариной перевели борта в зеленый режим, начали «стучаться» в лички и задавать одни и те же вопросы.

Ко мне первой «постучалась» Маша. Поэтому я начал долдонить почти одно и то же в ответ на ее монолог:

— Да, ты права: мы могли ткнуть вас носом и в эту ошибку, а потом дать возможность спасти кого-нибудь еще. А еще — чисто теоретически — могли зависнуть в Каганате на месяц-другой, облететь все обитаемые планеты и, в конечном итоге, вернуть в Империю девушек по пятьдесят-семьдесят. Но есть нюанс: мы действуем вне правового поля, поэтому не имеем права светиться. А теперь вдумайся вот во что: объяснить одновременные нападения на два аукционных дома происками конкурентов вполне реально…

— … а если бы мы наведались еще в шесть особняков местных богатеев, то местные силовики вспомнили бы, что Шираз — система приграничная? — воскликнула она.

— Ага.

— Получается, что ты изначально планировал провести всего по одной акции каждым кораблем, а сейчас нас просто воспитываешь?

— Да.

— Все, теперь поняла. Большое спасибо…

Костя, попросивший объяснений вторым, задал тот же самый вопрос, получил тот же самый ответ и попробовал упереться, так как жаждал крови и не хотел понимать, что одноразовая провальная акция поставит крест на всех остальных. Впрочем, в какой-то момент я все-таки достучался до его разума, и он сник:

— Ты прав, Тор. Но принимать эту правоту невыносимо больно…

Ахматова, как и полагается толковому аналитику, просчитала как бы не все мотивы моего решения, но сочла необходимым убедиться, что ничего не упустила. А в самом конце беседы выдала занимательный монолог:

— Толковый способ притравить нас к крови: после того, как ты показал нам настоящее насилие, я была готова рвать глотки этим похотливым тварям голыми руками. И наверняка пережила бы первое убийство с минимальными рефлексиями. Впрочем, больше всего мне понравилось другое: я увидела, ради чего пришла в ССО, и чувствую, что это решение было правильным…

А «финальные» откровения Даши испортили настроение:

— Откровенно говоря, я занялась боевыми искусствами только из-за того, что практически каждый день слышала отзвуки так называемого бытового насилия, а раз в неделю-другую видела, что оно такое. Увы, в прошлом году до меня вдруг дошло, что в мире, в котором главы дворянских родов в своих родах равны богам, и стало страшно жить. Потом ты забрал меня на Индигирку, и страх, вроде как, прошел. Но лишь до недавнего звонка моего ублюдочного деда. А тут, на Ширазе, я вдруг поняла, что насильники смертны. И… хочу их убивать. Как опосредованно — то есть, через штурмовых дроидов — так и своими руками. В общем, я очень-очень надеюсь, что этот рейд был не последним…

Да, закончив говорить, девчонка спокойно встала с кресла Умника и пошла к лифту, но я счел необходимым выяснить, что за хрень ей наговорил дед, поэтому попросил не торопиться, в приказном порядке отправил Машу, Настю и Костю в вирткапсулы, подождал, пока все трое начнут выполнять первые боевые задачи, и заявил Темниковой, что буду ждать ее в своей каюте через десять минут и не в скафандре.

Пришла. Переступив через порог, на мгновение застыла, затем доперла, по какой причине я мог вырубить весь верхний свет, грустно улыбнулась и опять забила на правила приличия — улеглась рядом со мной и попросила себя обнять. А потом закрыла глаза и мрачно вздохнула:

— Про домашнее насилие я уже говорила. И ты, наверное, догадался, что насильник, о котором я упомянула — мой родной дед. Тот самый, который до недавнего времени называл меня любимой внучкой… тогда, когда это было выгодно. Поэтому продолжаю с этого момента. Итак, я не знаю, для чего ты ему нужен, но за двое суток до нашего вылета в этот рейд он прилетел в Усть-Неру, позвонил мне и выставил ультиматум — заявил, что либо я перестаю артачиться, отдаюсь тебе в течение недели-двух и, тем самым, создаю ему возможность тебя шантажировать, либо превращаюсь в его подстилку. А для того, чтобы окончательно сломать, дал понять, что раз война фактически закончена, значит, ценность свободных оперативников вот-вот упадет почти до нуля. Ведь они превратятся в своего рода таксистов для ОГСН. Так что курсанты первого факультета, коих набрали слишком много, станут только мешать. Поэтому меня ему отдадут с радостью. Особенно после того, как он воспользуется самыми серьезными связями…

После этих слов она зябко поежилась и открылась еще сильнее:

— Страх перед ним — из очень глубокого детства. Поэтому парализует. Вот меня и трясет…

Темникову действительно затрясло. Поэтому я забил на свои принципы, повернулся на бок, прижал ее к себе, начал гладить закаменевшую спину и заговорил:

— Даш, он