Черные молнии. Повелитель Ижоры - Александр Альбертович Егоров

– Просто так проснулся, – отвечал друг-разведчик. – Я вот что думаю: девчонкам было бы хорошо у нас в землянке.

– Это нам было бы хорошо, – ответствовал Торик.

Обменявшись такими репликами, оба на некоторое время притихли.

Но спать больше не хотелось. Янис, не говоря ни слова, на четвереньках выполз из землянки. Глянул на светлеющее небо. Отошел в сторонку.

И в это самое время далеко за лесом послышались выстрелы – будто дятел часто-часто застучал клювом по деревяшке. Бестолковое эхо повторяло звук, так что теперь было вообще непонятно, где стреляют. В кустах зашуршали испуганные птицы, застрекотала дура-сорока. В овраге в своем логове вскочила лиса, тявкнула на щенят, высунула нос на улицу.

Выстрелы прекратились так же неожиданно. В наступившей тишине стало слышно, как где-то далеко каркают вороны, кружа по небу. Лиса навострила уши: тревога приближалась.

– Это там, на реке, – сказал Янис Торику. – Идут сюда.

– Изгнанники?

– Не знаю. Их много.

Они молча стояли возле своего убежища, не решаясь двинуться с места. Прислушивались к вороньему гвалту, что все приближался и приближался. Они были слишком молоды и не знали, что вороны всегда сопровождают викингов в их походах. Вороны, вероятно, видели, как к большому белоснежному катеру, все еще стоявшему на якоре, подошли борт в борт два боевых дракара. Бедняга Харви, рулевой, едва успел схватить автомат, когда сразу несколько стрел впились ему в грудь и шею. Тамме бросился в реку и уже успел нырнуть, когда шведский гребец схватил копье и с силой метнул прямо в воду – так иные искусные охотники на севере бьют китов. От удара пловец вскрикнул, вскинул руки, показался в последний раз над водой и камнем пошел ко дну. Шведы заорали.

Больше на корабле не оказалось никого. Король Олаф вполголоса выругался и скомандовал что-то, отрывисто и сердито. Еще пять или шесть дракаров ткнулись задранными носами в берег, и викинги, подхватив мечи и щиты, высыпали прямо в воду. Молниеносно рассредоточившись, они двинулись скорым шагом прочь от берега, сквозь заросли, прикрывая друг друга и тихо перекликаясь. Туман рассеивался, и лес стоял пустынный и тихий, будто скованный ужасом.

Когда перекличка, больше похожая на собачий лай, достигла лисьих ушей, большая умная лиса затолкала щенят вглубь норы, а сама улеглась у входа, поджав хвост. Ее бока дрожали. Чтобы не бояться, она даже зажмурилась.

А вот Янис с Ториком допустили непростительную ошибку. Им бы по-лисьи затаиться в землянке и переждать, но они все медлили; может, вспомнили, что когда-то, еще совсем недавно, были лучшими разведчиками, молодыми дружинниками Ижоры? Издалека заслышав голоса, они прислушивались к незнакомому языку чуть дольше, чем следовало, и лишь потом решили отступить, но было поздно: их заметили.

Викинги засвистели, завизжали, предвкушая веселую охоту. Между стволов летели стрелы. Янис и Торик бежали что было сил, перепрыгивая через корни и кусты и кидаясь из стороны в сторону, как зайцы, неслись со всех ног и все равно уступали неутомимым норманнам в скорости.

Не сговариваясь, они бежали к поселку. Когда деревья расступились, и под ногами вместо неприметных тропок появилась широкая дорога, викинги притормозили, опасаясь засады; и только один, самый молодой, уже натянув тетиву, решил не упускать случая щегольнуть своим искусством. И правда, швед был неплохим лучником. Он пустил стрелу с колена, привычно – на высоте шеи, где у воинов кончаются доспехи, и стрела, по-пчелиному прожужжав на лету, с хрустом врезалась Янису между лопаток.

Парень споткнулся и неловко упал на правый бок. Пробежав уже вперед, Торик почувствовал неладное и остановился: увидев упавшего друга, он бросился к нему, даже не подозревая, что на него нацелено с полдесятка стрел; викинги заняли безупречную позицию за деревьями, но отчего-то не спешили стрелять.

Янис был еще жив. Он хрипел и силился достать стрелу, хотя делать этого не следовало. Если ее выдернуть, кровь хлынет в легкие, и всей жизни тогда останется не более минуты.

– Пойдем, пойдем, – повторял Торик. Раненый и вправду пытался подняться на ноги, но не мог. Он слабел и дышал все быстрее и быстрее, как будто торопился жить.

– Б-беги, дурак, – проговорил он вдруг.

Только сейчас Торик понял, что враги совсем рядом. Он слышал их голоса, но боялся поднять голову. Они приближались.

Когда копье рассекло воздух, Торик успел только зажмуриться.

* * *

В эту самую секунду Филипп вздрогнул во сне, закашлялся и открыл глаза.

Еще с минуту он соображал, где он. Вокруг было сыро и душно, как в оранжерее ботанического сада, где он с матерью гулял когда-то в детстве – среди пальм и неправдоподобно зеленых мясистых кактусов. Отчего эта картинка всплыла в его памяти, он не знал. Никаких пальм поблизости не было, а сквозь стеклянные стены виднелись все те же осточертевшие ижорские сосны и розовеющее рассветное небо.

Вот уже несколько дней они скрывались на лесной даче. Без хозяина никто не мог включить генератор, и в доме не было даже электричества. Ники целыми днями пропадал в подвале, где у Ингвара была устроена лаборатория; при свете фонарика он возился с причудливой старой аппаратурой – но все безуспешно. Компьютеры не включались. Рация молчала на всех диапазонах.

Также Ники не поленился обыскать весь дом. Сокровищ и здесь не нашлось, если не считать нескольких разнокалиберных золотых монет, забытых кем-то у Ингвара в спальне. Документы и записи тоже пропали: Диана-охотница не оставляла улик.

На второй день после пожара они решили выбраться на разведку. Поселок был пуст; а на Перуновой поляне их ждало унылое зрелище. Мощные стационарные излучатели, замаскированные под статуи богов, были безнадежно испорчены. Подножия идолов обгорели, будто кто-то разводил под ними костры. Святовид глядел пустыми глазницами. Голова Перуна была обожжена до черноты. Он больше не напоминал Че Гевару. Скорей уж негритянского колдуна, того самого, что превращает людей в зомби.

«Перун дышал пламенем», – сказал когда-то Власик.

Присев на циновке, несколько минут Фил глядел в прозрачную, синюю воду бассейна. Взялся за полированный поручень, прижался к нему лбом. В воде уже