Как высоко мы поднимемся в темноте - Секвойя Нагамацу

детей не пускали на поле до второго тысячелетия, пока не окончат обучение, но мне очень нужно было показать ей, чтобы она поняла меня. Мы шли между рядами гигантских сфер, часть из которых была размером с луну и излучала свет, и я рассказывала ей про каждую. В таких полях зарождается большинство развитых цивилизаций в галактике. Насколько нам известно, в каждой из них есть планета – строитель мира, она вращается в темноте, в полном одиночестве. В тот момент наш мир был для моей дочери всего лишь огромной игровой площадкой. Я остановилась перед крошечным голубым семечком, протянула ей сферу вероятностей и объяснила:

– Этим я и занимаюсь бо́льшую часть своей жизни. И именно туда я довольно скоро улечу. Буду наблюдать за новым миром и направлять его, если потребуется. Я стану одной из них, малыш. Буду среди первых и среди последних. Но я навсегда останусь твоей матерью.

* * *

Когда я уходила, у Нури, моей бедной девочки, был такой вид, будто ее предали. Она поняла, что я не вернусь, и свет внутри нее на мгновение померк. Не будет больше прогулок, дурацких шуток для дерева смеха, мы не станем больше вместе смотреть в сферу возможностей на животных, которые то ли появятся когда-нибудь на Земле, то ли нет. Запертая в колыбели (или космической капсуле, называйте, как хотите) на долгие века, я только об этом и думала. Когда меня оставила моя мать, я была намного старше. Уже окончила обучение. Моя же дочь, как видишь, была еще слишком мала, чтобы меня понять. Конечно, я могла бы намного быстрее добраться из точки А в точку Б – за день, неделю, максимум, месяц. Но, возможно, старейшины именно этого и хотели: чтобы у строителей мира было время понять, с чем они прощаются, чтобы они привыкли забывать. Но как я могла забыть?

Я приземлилась в воду, на берег меня выбросило в виде крошечного морского существа, предка морской звезды. Колыбель, насколько мне известно, застряла в толще льда на глубине в несколько сот футов. Поначалу я не могла говорить – у меня для этого просто не было биологически необходимых элементов, не могла писать в журналы и транслировать слова, как делаю сейчас. Время от времени я рассказывала другим, кто я. Но нужно было проявлять осторожность. Не стоило кое о чем забывать, например о методах убийства, которые довольно долго пользовались у людей большой популярностью, – сожжении и обезглавливании. В те первые несколько эонов здесь не существовало ничего, кроме воды, пепла, простейших и зернышка, которое я запустила в сердце планеты. Я влюбилась в кубомедузу, потом в трилобита, но они на мои чувства не ответили.

* * *

Дочка не понимала. Просила взять ее с собой. «Мамочка, пожалуйста, я буду хорошо себя вести». Старейшины, определившие порядок запуска семян задолго до нашего рождения, решили, что мой муж и Нури станут последними строителями мира. Так мы и росли, привыкая прощаться с теми, кто нам дорог – соседями, лучшими друзьям, с парнем, который сказал, что будет любить меня вечно, а потом улетел заботиться о планете, населенной двуногими ракообразными.

Помню, как помогала Нури удерживать над семечком сферу вероятностей, показывая, что может произойти с Землей. Сферы вероятностей – важная часть технологии, они чем-то напоминают телескопы, но линзы в них сделаны из желеобразных останков наших предков. С их помощью мы видим вероятное будущее, основанное на том, что заложено в каждом семени. Мой отец говорил, наша планета и все ее жители состоят из возможностей, вот почему мы особенные, вот почему способны творить и становиться теми, кем хотим.

Но что происходит с нами, когда мы покидаем наш мир? Когда мы летим сквозь звезды? Детей учат отвечать: «Мы становится всем, мимо чего пролетаем, а в конце – тем, что сотворили». Пока мы летим сквозь звездные системы, которые сами же создли – Кхилиан, Парсу, Тарлиан Морк, Куиали, Диметродон Пангеи, – наши тела меняются.

* * *

Прошло несколько миллионов лет, и я решила завести первую земную семью, чтобы снова почувствовать себя целой. Хотя для строителей мира действовало строгое правило – наблюдать, но не вмешиваться. В облике женщины-неандертальца я помогала племени пережить миграцию, зиму и войны с первобытными людьми. Влюбилась в мужчину, который убил саблезубого кота одними лишь голыми мускулистыми руками и маленьким каменным кинжалом. Мы занимались любовью в пещерах и возле туш шерстистых мамонтов. И когда у меня начал расти живот, я решила, что наконец-то смогу стать счастливой в иллюзии смертной жизни. Но когда на свет появилась моя дочь, имя которой представляло собой серию трелей, я поняла, что не идеально перевоплотилась в человеческий облик. Добавила то ли какой-то лишний ген, то ли хромосому, но в итоге моя дочь, делая первые вздохи, светилась, как туманность. От отца она унаследовала надбровные дуги, глаза и упрямство. От меня – нос и осколки моего мира, которые, проплывая по ее венам, сияли, как звезды. Поначалу я думала, что мое одиночество и желание творить только любовью и надеждой произвели на свет самую прекрасную жизнь во вселенной.

Но когда дочери пошел восьмой год, в хрупких телах моих пещерных товарищей расцвел вирус, и я поняла, что за мой эгоизм придется платить. Сначала мы думали, что нас просто продуло в холодной тундре в ночь, когда погас костер. Но вскоре охотников стала бить лихорадка, а матери начали жаловаться, что дети не могут дышать. Я видела, как части меня ярко светятся под их прозрачной кожей. Вскоре слегли все, и только я могла поддерживать огонь, бродить по равнинам в поисках дичи, баюкать безжизненные тела тех, кто уже не проснется. Что бы я ни вкладывала своей дочери в рот, все выходило обратно. Я надеялась, раз она моя, чума, которую я ненароком передала другим, ее пощадит. Но ее живот все больше проваливался, а на губах пузырилась кровь. Я прижимала ее к груди, впитывала ее последние вздохи, последние звуки, которые ей удавалось издать – сдавленное болезненное кр-р-р-р-р. Потом положила девочку на ложе из листьев и травы рядом с вырезанным на стене изображением моей звездной системы (хотела, чтобы именно она снилась ей, когда она покинет мир) и накрыла ее шкурой, расшитой ракушками, которые собрала, когда впервые гуляла в человеческом облике. Я рассказала ей, что далеко-далеко отсюда у нее есть сестра. Что она всегда будет частью меня. Вырезала на полу пещеры воспоминания, песни и формулы моего мира, которые