Соединенные Штаты России 3 - Полина Ром

котором мы с тобой сейчас живём, — Годунова обвинили в этом. Собрали Земский собор, и на нём решили, что Годунов в этом замешан. А ещё через несколько лет объявился странный человек, который называл себя выжившим царевичем Димитрием. Сказал, что ему удалось избежать покушения и бежать из Руси. И что теперь он вернулся, чтобы сесть на трон и стать новым царём… Слушай, Рим, но ты сам должен про Лжедимитрия знать. Столько фильмов и книг про него было сделано…

— Давай к главному, — прервал Рим. — Почему Фифа не должна была присутствовать сегодня? Почему покушение состоялось на три года раньше?

— Не раньше, — поправил Скрип. — Всё верно.

Рим молчал.

— История изучается и пишется постоянно, а данные регулярно обновляются, — говорил «синеглазка». — В нашем с тобой времени историки сумели как следует профильтровать вопрос покушения. Как-никак, это в корне поменяло власть на Руси. С помощью новейших технологий заново просканировали все реликвии, все документы. Целая команда историков занялась этим вопросом по новой. Спасибо России-матушке, после победы над Европой у неё образовалось много свободных людей, свободных денег и свободного времени, чтобы заняться восстановлением страниц прошлого.

— И что выяснили? — спросил Рим.

— Сначала умные головы задались вопросом, — продолжал Скрип, — а как так получилось, что какой-то хрен с горы в принципе смог нарисоваться в Москве, назвать себя царём — и все ему поверили? Причём не важно, был ли причастен Годунов к его якобы убийству, или не был. Как так получилось, что Борис просто принял все обвинения и уступил трон?

Скрип замолчал, видимо, ожидая встречного вопроса. Но его не последовало. Рим лишь молча смотрел на него, постепенно теряя терпение.

— Короче, начали копать, и всё оказалось очень просто, — вздохнул Скрип. — Принятие нового царевича прошло без сучка и без задоринки, потому что это уже случалось ранее.

Рим начал понимать. Он озадаченно почесал себя за подбородок.

— Таков истинный ход истории, — говорил Скрип. — В нашем с тобой известном времени, настоящего царевича Димитрия убили не в одиннадцать лет. А в восемь, на три года раньше. Во время Земского собора. То есть на прошлой неделе, как раз тогда, когда вы с Фифой были в Москве. Его зарезали в саду Кремля, где он гулял с двумя нянями. Это всё что известно. Нет ни имён нападавших, ни лиц заказчиков. Они сделали свое чёрное дело — и скрылись. После чего, буквально в тот же день, Годунову предоставили другого ребенка. И велели считать царевичем Димитрием. Неизвестно на каких условиях, но Годунов согласился. Причём не только Годунов, но и сам царь, Фёдор. Что очень странно. Даже не могу предположить, чем купили молчание таких ребят.

— Обещаниями отказаться от претензий на береговую линию, — ответил сразу Рим. — Заверениями, что Ладога останется русской.

— В самом деле? — озадаченно произнёс Скрип. — Интересно. Жаль, не могу это передать историкам будущего. Возможно, это бы многое объяснило. Как бы то ни было, Годунова прогнули. Он имел влияние на царя, и смог заставить того смириться с потерей младшего брата. Все сделали вид, что новый восьмилетний ребенок — это и есть царевич. А потом, видать, нужно было сообщить на самые верха, что Годунова успешно прогнули. Ему навязали нового человека, якобы царских кровей. И он согласился. Эдакий психологический маневр. Вскоре и новый царевич на замену оказался уже не нужен. И три года спустя, в одиннадцать лет, зарезали и его.

— И всё это время историки считали, что это всё был один и тот же ребенок, — понял Рим. — Никто же не знал о первом покушении, зато второе разрекламировали в политически выгодный момент.

— Да, так что ор стоял до небес, — сказал Скрип. — В общем, Годунову вменили убийство царевича. Вот он и проходил, как опущенный, остаток дней. Так что потом, когда Фёдор умер и появился Лжедимитрий — внешние силы влияния смогли навязать Бориске свою повестку дня. Потому что так на него прежде уже успешно надавливали и имели дичайший компромат. Понимаешь, почему, Рим? Это получилось, потому что они уже делали это прежде.

— Значит, Годунова развели, как лоха, — сказал Рим. — И никто не узнал, чего ему это стоило.

— Да по ходу, только ты один это сейчас знаешь, — сказал «синеглазка», вставая со стула. — Рим, послушай… Если вы сорвали покушение, то я искренне рад, что так карты выпали. Теперь ты понимаешь, почему я не хотел, чтобы Фифа там была. Потому что я знал, что произойдет убийство. Как раз тогда, когда там будешь ты. Нетрудно было догадаться, куда именно отправят гулять спутницу новгородского царя.

— Ты знал, что Фифа вмешается в покушение, — сказал Рим. — Знал — и все равно был против этого.

— Рим, она сама могла пострадать, — попытался оправдаться Скрип. — Её могли убить там, вместе с царевичем!

Рим долго смотрел на него. Затем произнес:

— Скрип, я слишком много нервных клеток сжёг, пытаясь смириться с ролью командира. И, раз уж мне это удалось — сделай одолжение, оставь для меня тяжкие муки выбора. Любого. Пусть каждый занимается своим делом.

— Хорошо, — потупился Скрип. — Но и ты должен понимать, Андрей. Вы спасли линию рода Рюриковичей. Если на ребенка не будет нового покушения — то это значит, что никакого царя Годунова тоже больше не будет. Отныне и навсегда будущее России нам не известно. Изменение, которое вы все сделали сейчас — это самое колоссальное из всех.

— Лучше подумай, где зерна достать, — бросил Рим, выходя из комнаты.

И, спустившись по лестнице, Рим выбежал из гостиницы и быстро пошёл в замок.

Глава 39

Путь от Ладоги до Северной башни Рим запомнил хорошо. В первый раз, когда их привезли сюда на телеге в кандалах, эта дорога ему показалась вечностью.

Но сейчас Рим тоже был бы не против проделать всю эту дорогу снова в телеге и точно так же успеть в ней поспать. Почти неделя на конях с редкими перерывами на сон основательно потрепала его организм, а разговор со Скрипом сил тоже не добавил.

Поэтому, когда Рим добрался до башни, выступавшей из неизменного тумана, стелящегося с Ладожского озера, то почувствовал, как у него начало колотиться сердце, а перед глазами всё плывёт.

— Кто идет⁈ — послышался голос с башни.

— Свои! — проговорил Рим, пытаясь не сорваться на хрип.

— Андрей! Андрей идет, братья! — раздался крик одного из витязей. Послышался топот.

Рим, шатаясь, вошёл в башню — и тут же влетел в Степана, который как раз собирался выбежать ему наружу.

При виде Рима на глазах боевого