Т-34 - амазонский рубеж - Игорь Подгурский

— Кто ты? Назовись! — потребовал незнакомец. От него остро пахло тухлой рыбой, соляркой и… морем.

— Режь, давай! Не тяни! — просипел подводник. — И так все обрыдло. Когда ж закончится этот ад на земле?!

— Кто ты? — настаивал любознательный незнакомец. Он надавил клинком чуть сильнее. Струйка крови побежала веселее.

— Кок! — Подводник не придумал ничего лучше, чем назвать свою флотскую должность. Он закрыл глаза, и, похоже, открывать их больше не собирался. Слишком много впечатлений выпало на его долю за сегодняшний день.

— Кок — это хорошо, — раздался голос сверху.

Густав почувствовал, что шею перестало колоть.

Незнакомец убрал шпаголом в ножны и сказал, глядя сверху вниз на поверженного соперника:

— Ты, никак, помирать собрался? Разлегся тут, как на пляже! Думаешь, сегодня у смерти нет дел поважнее? Запомни на будущее: среди коков много долгожителей, клянусь святой устрицей. Пойдешь по моему следу, как раз к реке и выйдешь.

Моряк благоразумно отмалчивался. Вступать в диалог и открывать глаза не собирался.

— Сдох, что ли?! Какой-то ты хлипкий для кока!

Удар ногой по ребрам заставил труженика камбуза открыть глаза. Над ним нависал незнакомец, брезгливо отряхивающий с себя речную флору. Он оторвал второй рукав от своей рубашки, выдрав его из-под отворота одежды. В нескольких местах подсохшая грязь отваливалась пластами с ткани камзола, обнажая затейливый узор золотого позумента. Когда-то белый лоскут ткани упал коку на грудь.

— На, перевяжи шею.

Подводник не верил своему счастью. Жив. Все еще жив.

Незнакомец не собирался его убивать. Похоже, он собрался уходить. Перед тем как уйти, он обронил на прощание:

— Команду получше корми. Не жалей солонины, кок! А то морячки у тебя все какие-то заморенные. — Неожиданный совет, учитывая место встречи.

«Не джунгли, а проходной двор, — грустно подумал кок, зажимая рану на шее обрывком чужой одежды. — Сам бы попробовал что-нибудь изысканное приготовить из консервов, а рецепт записал бы».

Налетевший порыв ветра донес до кока обрывок песни: «…я не старый баркас, а фрегат с парусами йо-хо-й!»

«Голос хороший, а вот со слухом беда», — мельком отметил кок, с кряхтением поднимаясь с земли…

* * *

Танк, покачиваясь на земляных буграх, выполз из-под полога джунглей, на опушке немного замедлил ход, принял влево и помчался по открытой местности, поднимая короткий хвост пыли. Опушка леса осталась позади. Показалась и начала уплывать назад густая пальмовая роща. И вот из-за нее-то и раздался первый выстрел. Перелет! Оставляя за собой дымный инверсионный след, противотанковая ракета пролетела над башней и надсадно ухнула, разорвавшись среди деревьев. Второй выстрел не заставил себя долго ждать. Невидимый враг, скрытый густой зеленью, по-видимому, внес поправку в прицел. Неизвестные противотанкисты из засады целили «тридцатьчетверке» в уязвимые места: в борт или в корму.

Удар! Есть попадание! Сноп огня блеснул сбоку башни, пахнуло перекаленным железом. Танк содрогнулся и остановился. Башня развернулась в ту сторону, откуда велся огонь. Орудие выстрелило осколочным снарядом. Танк быстро развернулся, словно человек, пожелавший увидеть, кто это его ударил в спину.

«Тридцатьчетверка» быстро пошла задним ходом и очень скоро кормой вломилась в лес, под надежную защиту джунглей. Враг затаился и больше не стрелял, чтобы не засветить свою огневую позицию.

Скоротечный бой не испугал близнецов. Испугала наступившая тишина. Затаился русский танк или ушел? Отчего ему убраться, зачем? Русские, наверное, спрятались и ждут. Поэтому все и затихло — только легкий звон в ушах. Снаряд разорвался в опасной близости от расчета «панцершрека». Нет, эти просто так не уйдут.

Братья почти интуитивно знали, а не только чувствовали, что это тишина перед атакой. Их сердца бились так часто, как и сердца тех танкистов, которые тоже готовились идти в бой.

Из джунглей на просеку снова выехал русский танк. Большая приземистая машина с цифрой «сто» на башне замерла на миг. Длинное жерло орудия, будто хобот исполинского чудовища, поворачивалось из стороны в сторону, вынюхивая врага. В этот момент по «тридцатьчетверке» точно вдарили из гранатомета. Ракета, выпущенная из «панцершрека», попала в танк.

Машину сильно тряхнуло. Ракета броню не пробила, но перебитая гусеница, простучав траками по ведущему катку, сползла на землю.

В шлемофонах, подключенных к внутренней связи, раздался голос Суворина:

— Подбили, су-уки! Похоже, правую гусеницу сорвало! Что делать, командир?

— Разберемся, — процедил Степаныч. Он вертел перископом командирской башенки, стараясь засечь огневую позицию противотанкистов. Обездвиженный танк — легкая добыча.

Непоседа Чаликов в этот момент открыл люк и ужом вылез из башни. Надо разобраться, что произошло. Оценить повреждения и доложить. Раздался страшный грохот, будто по «тридцатьчетверке» жахнули паровым молотом. Виктора ударило и, словно пушинку, смело с брони.

— Есть! — Степаныч засек яркую вспышку между двух исполинских деревьев. Враг обнаружен. — Осколочным заряжай!

Танк еще раз ощутимо тряхнуло. Попали! Руки на поворотном механизме безостановочно двигались. Капитан приник к прицелу, навел орудие и нажал спуск. Выстрел! Александр увидел, как между деревьями расцвел исполинский цветок разрыва. Для верности «сотка» плюнула еще несколькими осколочными. Последний разрыв был особенно мощным по сравнению с предыдущими. Похоже, сдетонировал вражеский боекомплект.

На месте позиции братьев-гранатометчиков ничего не осталось. Там, где еще недавно затаился расчет «панцершрека», курилась легким дымком воронка. С громким шумом подломилось и рухнуло огромное дерево. Его ствол расщепило одним из снарядов. Лесной великан ненадолго пережил немцев. Густая листва укрыла воронку зеленым саваном.

…Когда Чаликов вылез из люка, его резко толкнуло в бок и дернуло за руку. Неведомая сила сбросила Витьку с брони. Боль ослепительной молнией проскочила от затылка до пяток. Он упал на землю, вскочил, пробежал несколько метров, потом ноги подломились, а в нос шибанул запах крови. Танкист снова упал. Падая, он успел увидеть рукав комбинезона и на его черном фоне — белые кости руки.

Он не застонал и не вскрикнул.

Земля властно притягивала его к себе. Чаликов чувствовал ее затылком и спиной. Было такое ощущение, будто левый бок растворяется в ней. Он попытался приподняться на локтях, но земля не отпускала, она вцепилась мертвой хваткой в человека.

— Живой? — услышал он голос Ковалева.

— Живее всех живых, — это ответил за него Марис.

Чаликов все прекрасно слышал, он находился в полном сознании, когда его перевязывали. Настоящая боль еще не заявила о себе. Нервы, пришибленные эндоморфинами, бешено поступавшими в кровь по команде мозга, еще не оклемались, не обрели полной чувствительности. Организм позаботился о себе, чтобы человек не умер от болевого шока. Наконец, туманная пелена беспамятства мягко обволокла сознание, даря отдых израненному телу.