Кровь в его жилах - Татьяна Лаас

Светлана предпочла промолчать о Громове. Не стоит его сейчас упоминать. Никто не должен знать, что он сейчас проживает Баюшину жизнь. Баюнам и так тяжко жить в неволе.

«Касторка» улыбнулся и достал из кармана фонендоскоп:

— Если вы сейчас подумали о Громове, то ничем иным, кроме чуда, объяснить случившееся с ним невозможно. На вас этого чуда может не хватить.

Светлана прикрыла глаза: точно, баюша сейчас спит в глубокой и теплой берлоге.

— Так что берегите себя, Елизавета Павловна — вы нужны стране. — Он принялся выслушивать сердце Светланы прямо через ткань больничной рубашки.

— Да, да… Я читала что-то подобное. Грудного младенца венчали на царство, и сразу же страна воспряла, и булки на колосьях начали расти… — Она улыбнулась недоумевающему, отстранившемуся в сторону «касторке»: — Ах, да, это была книга в разделе «Утопия». Или фантастика? Или… Чтение для барышень?

— Зря вы так…

Светлана заставила себя сесть в кровати — когда говоришь лежа, тебя не воспринимают всерьез:

— Я не буду ширмой для Соколова или кто там хочет править. Я сейчас как тот грудной младенец в политике.

— Скажу очевидное: все в этом мире начинали свой путь грудными младенцами. Вы не исключение. Просто учитесь. Хоть времени и мало.

— Я только и знаю, что надо провести реформу полиции — форма у них глупая. Это все, что я знаю. — Хотя она обещала Саше, что если окажется на троне, то форму сделает еще более смешной и нелепой.

«Касторка» же обрадовался, словно Светлана предложила глобальный план по спасению страны:

— Уже что-то для начала. Хоть начало у вас и может оказаться кровавым. Вы не знаете, но в Зерновом жандармы расстреляли демонстрацию рабочих. Много погибших. По стране уже пошла волна протестов. Говорят, что Россия — полицейская страна. Только ко всем заговорщикам и стачечникам полицейского не приставишь, к сожалению.

Светлана поморщилась и отвернулась в сторону. Что бы в Зерновом не случилась трагедия, достаточно было снять с должности Рогозина. Этого бы хватило. Аксенов и его покровитель, кем бы он ни был, банально не успели…

Она заставила себя сменить тему:

— Что по поводу мальчика, который был со мной?

— Соколов скоро будет в ужасе от вас. Вы ему детей приносите раз за разом.

— Это всего лишь второй ребенок. Детей же в России много.

«Касторка» её поправил:

— Не второй — опричники переправили всех пострадавших в больницы. Кого-то сюда, кого-то в местную Суходольскую больничку — кто полегче. И не беспокойтесь — всех спасли, даже вашего волкодлака… Елизавета Павловна, вы не думали с таким стремлением спасать детей, что пора бы о своих подумать?

Светлана твердо посмотрела ему в глаза:

— Полагаю, тут уже подумали за меня. Бриттам и германцам уже отправили мои портреты с учителями русского языка? Шпрехать с мужем я не буду. Он должен хорошо говорить по-русски.

«Касторка» развел руки в стороны:

— Я всего лишь доктор, Елизавета Павловна. Такие политические дали не для меня. Я лишь лечу вас.

— Вы не доктор, вы всего лишь заговорщик. Так что там с мальчишкой из Муратово?

«Касторка» как-то скис — ему не понравилось слово «заговорщик». Те заканчивают на плахе, а торжествуют и пожинают плоды переворотов радетели за отчизну. Он себя явно радетелем считал. Он сухо отчитался:

— Его обследуют колдуны, психиатры и маги. Потом вынесут свой вердикт — вам о нем доложат. Если мальчишка крепкий, то его отправят по воинской службе. Если нет — укроют в одном из монастырей опричнины. А ваша подопечная из Серых ручьев Мария Сидорова уже отправлена вместе с матерью домой, в Солнечное на долечивание. Дома и стены помогают.

Светлана решительно сказала:

— Тогда и я пойду, пожалуй, домой. Или за дверью толпа кромешников, которые должны меня остановить?

— Нет, Аристарх Борисович еще надеется на ваше благоразумие. Не стоит сбегать раньше времени, Елизавета Павловна. Вы еще слишком слабы. Долечитесь, а потом уже возвращайтесь домой. — Он встал: — отдыхайте, голубушка моя.

Светлана спустила ноги с кровати — сейчас она не была уверена, что кромеж ей откроется без ходьбы:

— Сами сказали, что дома и стены лечат. Я долечусь дома.

«Касторке» удалось её удивить — он невоспитанно ткнул пальцем в один из шкафов у стены:

— Тогда ваша одежда вон там.

— Вы помогаете мне сбежать? — Светлана встала и убедилась, что стоит крепко, не пытаясь упасть.

— Сбегать, милая моя девочка, надо с комфортом. Удачи и берегите себя, — сказал «касторка» уже в дверях. Светлана наконец-то вспомнила: его звали Роман Анатольевич Шолохов. Вроде так. Впрочем, неважно. Её ждали кромеж и Суходольск. Аксенов, поди, уже злится — она же вновь не сдержала слово и не встретилась с ним.

Впрочем, он не злился. Он просто взял и арестовал Сашку, о чем невозмутимо доложила Светлане оставшаяся дежурить на ночь в управе Екатерина Андреевна.

Глава двадцать третья

Светлана оказывается под конвоем

Юсупов перестал прятаться. Он, весь такой вальяжный в шикарном вечернем костюме и небрежно наброшенном на плечи светлом пальто, стоял у магомобиля с княжеской эмблемой на дверце и ждал явно Светлану. В руках у него был прелестный букет белых астр. Пора менять любимые цветы, поняла Светлана, а то скоро её завалят астрами все, кто ни попадя. Юсупов, заметив, как она замерла на крыльце, быстро перешел дорогу — рядом с ним что-то мелькнуло черным, смазанным, крайне быстрым пятном. Опричник? Соколов решил чуть затянуть на Светлане поводок, ограничивая свободу? Испугался случившегося в Муратово, и теперь Светлана никогда не будет одна. Всегда под защитой. Всегда под конвоем. Именно этого боялся отец, сбежав из Санкт-Петербурга. Светлана мысленно выругалась: Соколова хотя бы понять можно было. Серые ручьи и Муратово, а еще огненный змей… А вот почему перестал прятаться Юсупов? Неужели его детей забрали из скита?

— Ваше императорское высочество! — Юсупов склонился в поклоне перед Светланой.

Она высокомерно процедила:

— Княжич, вы забываетесь!

Он выпрямился, сейчас ничем не напоминая запинающегося и готового услуживать мужчину пару дней назад:

— Простите, ваше императорское высочество, но мне сказали, что дата принятия присяги у опричников уже утверждена, а дата венчания на царство в процессе обсуждения. Нет смысла больше скрывать, кто вы. — Юсупов протянул букет: — примите в знак