Зябрики в собственном соку или бесконечная история - Константин Константинович Костин

и не из-за костюмов, просто отец выглядел так, строго. Он умудрялся выглядеть строго даже шортах и футболках, не говоря уж о джинсах и водолазках. Но рассказать о своем отце и его пристрастиях в одежде я не могу. Просто потому, что вошло все это в моду гораздо позже нынешнего времени.

Я еще раз покрутил перед собой выцыганенное на время у Армана — у кого же еще — зеркальце. К сожалению, было оно категорически скромных размеров и полное впечатление о том, как я теперь выгляжу, сложить не удавалось. Хотя, что там складывать? Черный костюм на голое тело, борода и тюбетейка. Это, знаете ли, такой образ, который и захочешь забыть, да не получится…

Быть, говоришь, неприметным?

Может, ну его, образ талганца? Меня и так уже, по-моему, все кому не лень запомнили. Сбрить бороду, подстричься, сменить несколько осточертевшую тюбетейку на кепку…

Из зеркала на меня хмуро посмотрел тип в зеленой тюбетейке и с редкой бородой, почему-то рыжеватого оттенка. Из-за чего я несколько смахивал на Рамзана Кадырова, да благословит его Аллах.

Я снял тюбетейку, почесал свой бледный впалый живот, запахнул пиджак и задумчиво прикрыл часть бороды ладонью. Может, немного оставить? Например, вот так — под Арамиса? Нее, ерунда какая-то получится. Или вот так — как у капитана дальнего плавания. Шкиперская борода, сказать[1]…

Порывшись в своих вещах — когда я успел обзавестись таким количеством барахла⁈ — я нашел трофейную кепку. Задрал край над козырьком, с понтом фуражка, нацепил ее на голову. Посмотрел на свой профиль, скосив глаза на отражение.

Капитан, вылитый капитан… Только трубки не хватает.

— Трубки не хватает, — тут же отозвался Берген, который валялся на кровати и лениво подкалывал меня от нечего делать, строчки учебника по химии у него уже плавали перед глазами, по его же собственным словам.

Я тут же вырвал из тетрадки листок и свернул из нее что-то типа трубки. Или огромной козьей ножки[2]. Хм. Теперь на меня из зеркала, вместо капитана смотрел папа дяди Федора.

— На моего деда Аримеда похож, — откровенно заржал Ирис, — тот тоже спинжак[3] накинет, картуз[4] наденет, вот такую цигарку скрутит — и сидит, байки травит.

— Ну вот, все испортил. Я может, всю жизнь мечтал моряком быть, а тут «дед Аримед»… — деланно обиделся я.

— Что, правда, что ли? — искренне заинтересовался Берген, — А почему в морское не пошел?

— Воды боюсь.

— А я, — Мамочкин поднял глаза от учебника, снял очки и потер глаза, — всегда хотел таблетки изобрести.

— Их, вообще-то уже изобрели… — не понял его мечты я. Да и вообще никто из присутствующих в комнате. То есть, Берген и Ирис. Наш донжуан, вместо того, чтобы готовиться к экзамену, опять натянул белые носки и отправился очаровывать девчонок общежития. Я вообще подозревал его в двух вещах: что он поступил в Институт потому что тут много девушек — по статистике на десять девчонок приходилось не девять, а, пожалуй что пять-шесть ребят — и в том, что его родители — не просто так родители. Во-первых, он слишком спокойно относился к экзаменам, при том, что, несмотря на свою ловеласовскую сущность, легкомысленным человеком не был, а во-вторых — человека, живущего в городе, в общежитие, где для иногородних-то не всегда места хватает, просто так не поселят.

— Не, — робко улыбнулся Мамочкин, — Не такие. А пищевые таблетки. Чтобы съел одну — и наелся.

— Так и такие уже изобретены, — не удержался я.

— Как⁈ Когда⁈ Кто⁈

— Котлеты называются.

— Тьфу ты! Я серьезно!

— И я серьезно. Если впихнуть в твою таблетку все необходимые человеку питательные вещества, белки, жиры, углеводы — она как раз с котлету размером и получится.

Мамочкин откровенно расстроился. Видимо, это действительно была мечта, а тут я, со своей реалистичностью…

— И вообще — подал голос Ирис, — Зачем таблетками питаться? В чем смысл?

— Ну, время на еду не надо тратить…

— Вот спасибо. В жизни и так удовольствий не до черта, — рассудительно заявил Ирис — а тут еще ты одного лишить хочешь. Хорошо еще, что ты таблетки, которые женщину заменяют, придумывать не стал… ты что там краснеешь? Придумывал, что ли⁈

— Нет!!

Похоже, Мамочкин и о том, для чего вообще нужны женщины, сильно не задумывался. До сего момента.

— Солдатам, например, могут быть полезны такие таблетки… — кашлянув, попытался перевести тему он.

— Да, солдатам без женщин тяжело, — давился смехом Берген.

— Да не эти! А те, которые вместо еды! — от алеющего Мамочкина можно было смело прикуривать.

— Вот спасибо тебе, добрый человек. Солдатам в армии и так вечно есть хочется, а тут еще вместо еды — таблетки. Хорошо хоть не уколы.

— Так что, от таких таблеток вообще никакой пользы? — неудавшийся изобретатель сник.

— Ну почему? — мне стало его жалко, — Как крайняя мера, неприкосновенный запас, например. Места много не занимают, а протянуть позволят долго, если вдруг так получится, что застрял там, где нормальной еды нет. Моряки после кораблекрушения, например…

— Только ты, — влез Берген, — на всякий случай заранее придумай, какую надпись на могиле написать. Потому что те, кому придется грызть твои таблетки после кораблекрушения, не поленятся, чтобы потом найти тебя и прибить. Нет, поблагодарят, конечно… А потом все же прибьют.

Дверь в комнату распахнулась, а потом в нее постучали. И правда — чего стучать, если тут, может, и нет никого, а дверь закрыта?

— Буркан, в шахматы будешь?

А, это здоровяк-шахматист. Опять тоскует без игры. А Буркан — это наш Мамочкин, значит. Надо запомнить, а то вечно забываю…

— Нет, завтра экзамен по химии, готовиться надо.

Великан шумно вздохнул так, что даже занавески заколыхались, и убрел дальше по коридору, искать другую жертву.

Следом за ним в дверь прошмыгнул Арман, быстро зашуршавший в чемодане в поисках чего-то неведомого. На наши предположения он только отмахивался.

— Армеен, ты скоро? — манерно протянули от двери. В нее заглядывала гидроперитная блондинка в красном платье с клетчатыми черно-красными рукавами.

— Армен? Так ты у нас заграничный? — дружно заржали Берген и Ирис. Я тоже, но по другой причине: здесь, видимо, как и в нашей стране «подвинутая» молодежь любит придумывать себе импортные псевдонимы. «Он был монтером Ваней, но в духе парижан себе присвоил