Зябрики в собственном соку или бесконечная история - Константин Константинович Костин

плотнее прижал нож. Нельзя сразу выдергивать нож из раны, если ты не хочешь, чтобы кровь хлынула струей. После этого я подхватил обмякшее тело и затащил в комнату. Щелкнул задвижкой на двери и бросился к кровати. Надо завернуть ее в простыню… нет, в одеяло… закатить под кровать, а потом, ночью, когда все уснут, вытащить ее из общежития и…

— Ершан. Ершан!

Я встряхнул головой. Господи, какая чушь лезет в голову…

— Извини, задумался. Что ты говоришь?

— Я говорю: ты из какого места Талгана?

Ужас не прекращался: у дверей моей комнаты стояла настоящая талганка, которая могла расколоть меня на раз-два, просто задав пару вопросов. Например, где я жил. А я в упор не помнил название своего «родного» поселка.

— Погоди. Ты сама-то кто и откуда?

Девчонка смутилась. Судя по всему, она по жизни была тихой и застенчивой, и ее смелости еле хватило на то, чтобы пойти искать меня. Зачем-то.

— Мада. Мада Ершанова.

Она еще и моя однофамилица… Или… Родственница⁈ Я ведь до сих пор не знаю, насколько редкую фамилию присвоил. То ли она аналог Иванова и людей с такой фамилией по десятку на пучок, то ли аналог какого-нибудь Бетономешалкина или Батономахалкина[1] и тогда мы — однозначно родственники не во втором, так в третьем колене.

Я почувствовал дурноту. Вроде бы мысль насчет ножа была не такой уж и безумной…

— А я Ершан.

— Я знаю. Я спросила, этта, есть ли кто-то из Талгана. Мне сказали — только я и Ершан Ершанов.

— А пришла-то зачем?

— Потому…

— Стой. Заходи, что мы как неродные. Талганец талганке поневоле брат. Народная… э… поговорка[2].

— В комнату? — Мада попятилась, как будто я приглашал ее не в комнату, а в притон разврата, — Этта… к мальчикам?

Откуда взялось это горькое дитя на мою голову?

— Да проходи ты уже! — я схватил ее за руку и затащил в комнату.

— Мама, — тихо пролепетала девчонка, влетая внутрь.

— Да тихо ты. Сядь.

Она осторожно присела на краешек кровати Каза. Что-то лязгнуло и зашуршало, как будто он прятал под подушкой горсть бутылок и отряд шуршунчиков.

— Начнем сначала. Я — Ершан Ершанов, из Талгана. Сардарский район, поселок Жабна.

Жабна⁇ Ничего себе название! Надеюсь, я правильно вспомнил то, что написано в «моем» паспорте в разделе «Прописка», а не придумал это название с перепуга.

— Жабна? — Мада задумалась, — Кажется…

— Кхм-кхм. Может, ты теперь себя назовешь?

— Ой, да… — интересно, она сможет еще дальше покраснеть, или уже некуда? Мозг тут же подсказал, что румянец с лица может начать ползти дальше. Вниз. На шею. На… кхм.

— Мада Ершанова. Из Ангамара.

Ну, не из Мордора — уже хорошо[3]. А вот то, что я еле успел прикусить язык перед тем как спросить, что это такое — уже плохо. Это примерно как москвич, который не знает, что такое Бутово или красноярец, не слышавший про Абакан.

— Вот и познакомились. Теперь давай, рассказывай, что тебя ко мне привело.

Я присел рядышком. Мада резко отодвинулась в сторону. Я вскочил. М-мать, да как с этой недотрогой себя вообще вести?

Вот именно — вести. Вести разговор, задавая больше своих вопросов и поменьше отвечая на ее вопросы.

— Ну, я… этта… никого здесь не знаю… Все другое… Я… этта… из нашего города никогда не уезжала…

Так. Ангамар — город. Уже хорошо. Она из него не выезжала — замечательно. Значит, в гостях в «моем» поселке никогда не была…

— Только к нам в гости приезжала родня… Отовсюду…

М-мать. Ладно, как говорят в Чернобыле: «Не будем тянуть кота за рога».

— В моем районе у вас родня есть?

Мысленно скрестим пальцы на удачу…

— Есть…

Не сработало.

— Только не в Жабне. В Маротово.

— Никогда там не был. А кто там у тебя живет?

— Тетя Лика.

— Нет, не слышал, — абсолютно честно сказал я, мысленно вытирая холодный пот… отовсюду, где он выступил. По крайней мере, прямо сейчас на меня не разоблачит.

— Так, а ко мне ты пришла… — поощрительно кивнул я.

— Ну… — губы Мады задрожали, — Я хотела… думала… хотела… как взрослая… Приехала в Афосин, поступать… а теперь…

— Стало страшно? — понял я. Домашний ребенок, никогда не отрывавшийся от маминой юбки, решила показать всем — и в первую очередь, себе — свою взрослость, но хрустальная мечта разбилась о чугунную задницу реальности. Нужна поддержка, а получить ее неоткуда: родных нет, друзей нет, знакомых — и тех нет. Осталось искать земляков. А таких только один. Да и тот… фальшивый…

Ладно, будем спасать человека.

— Не страшно… — Мада опустила глаза и нервно вцепилась в подол платья, — Просто… Непривычно. Много девчонок в одной комнате, к ним парни приходят, разговаривают… всякое…

— Пристают? — я почувствовал непонятное возмущение. Как будто это действительно моя землячка, к которой домогаются чужаки. Зарэжу!

— Нет… Просто…

— Хочешь, я приду и скажу, чтобы даже и не думали?

Альтруизм — наше всё. И еще я придумал, как можно использовать эту девочку… Нет, воображение, вовсе не так! И не так! И не… воображение, твою мать! Прекращай! Так, о чем это я думал?

— Нет! — испуганно вскрикнула она, — Они же подумают, что мы… этта…

— А мы скажем, что ты… Как твою маму зовут?

— Мада.

Я смотрю, фантазией вашу семью бог обделил…

— А папу?

— Ершан.

— Так ты — Мада Ершановна?

— Ну да.

— А я — Ершан… этта… Ершанович.

Твою мать, я ведь действительно Ершан Ершанович Ершанов. Не мне, получается, упрекать чью-то семью в отсутствии фантазии. Ну, либо мой «папа» был шутником а-ля отец Майера Майера[4].

— Значит, смотри. Если кто-то спросит — ты моя сестра… двоюродная.

Потому что на родную она, несмотря на отчество, все же не тянет. Мы несколько непохожи. А зачем мне такая родня? Да очень просто. По двум причинам.

Первая: это живой источник сведений о Талгане. Напрямую я, конечно, ее спрашивать не могу, но просто потихоньку вытягивать в разговоре нужную информацию — легко. Она пришла ко мне не столько за защитой, сколько в результате недостатка общения: разговоры других девчонок ей непонятны и неинтересны, а им, соответственно, не очень интересны ее рассказы о Талгане. Если, конечно,