Зябрики в собственном соку или бесконечная история - Константин Константинович Костин

у подавляющего большинства советских граждан еще нет такой вещи, как холодильник. Ну и, например, купить он себе килограмм той же свинины. Летом. В жару. И куда ее? Холодильника нет, в окно в авоське не вывесишь[4], съесть в одно лицо — не вариант. Вот и покупали люди здесь по тридцать грамм сливочного масла, сам видел. Не от бедности, а от невозможности хранения.

Вода в кастрюле, раздобытой где-то пронырливым Казом, закипела, и я высыпал в нее серые трубки макарон, которые здесь продавались на развес. Макароны были толстые, брутальные, поневоле поверишь, что на макаронном станке при его минимальном переоборудовании, можно выпускать патроны[5]. Помешивая, чтобы не получить кашу, я вскрыл консервным ножом банку тушенки и запустил в нее ложку. Зорко следя за тем, чтобы, остальные кулинары не запустили в мою тушенку свои ложки — студент есть существо вечно голодное -я тихонько утащил из чужого бумажного кулька пару щепоток соли и бросил к своим макаронам.

Ммм, ничего так тушенка, только на мой вкус — солоновата[6]. Впрочем, я люблю соленое.

* * *

Притащив тяжелую и горячую кастрюлю в пустую комнату — опять все куда-то разбежались — я честно отначил от макарон шестую часть, мысленно усмехнулся, вспомнив вычитанную где-то математическую задачку про бананы и обезьянку[7], плотно пообедал… А что нужно сделать после плотного обеда по закону Архимеда?

Правильно! Чтобы жиром не заплыть — нужно срочно покурить!

Туалеты здесь к долгому сидению не располагали, потому что представляли собой чашу Генуя[8], но я, сделав свои немудреные дела, не открывая кабинки, чиркнул спичкой и закурил. Благо в туалете и так было накурено, так что вещай хоть топор, хоть целую алебарду.

— А я тебе говорю — никакой он не талганец! — громким шепотом прошипел кто-то снаружи моего убежища. Я чуть папиросу не проглотил. Потому что в общежитии был один-единственный талганец — это я. Так что говорить могли только обо мне. И действительно — ненастоящий. Так… Может, мне уже пора бежать до канадской границы.

— Ну а кто? — вот этот ленивый, как будто тихонько посмеивающийся над тобой голос, я сразу узнал. Каз.

— Шпион! — а это, кажись, Берген. Вот спасибо тебе, дружище… Хорошо еще, что ты с такими подозрениями не в КГБ пошел, а к Казу. Тот, по крайней мере, не может запрос в Талган отправить.

— Андурийский или салаопский?

— Не смешно!

— Мне — смешно. С чего ты вообще решил, что Ершан — шпион?

— Да он же на талганца не похож совершенно.

— А как должен выглядеть типичный талганец?

— В тюбетейке…

— Зеленой такой. Как у Ершана, да?

— Да елки-палки! Талганцы загорелые, а на нем загара почти что и нет!

Ну да, нет. Не успел я загореть как следует.

— Берген, ты же у нас из Каджии, верно?

— Да.

— Как выглядит типичный каджиец?

— Э…

— То-то и оно, что ты на типичного каджийца тоже не похож. Может, это ты — шпион? Никто не должен выглядеть как типичный представитель чего-то. Все люди — разные. Я бы, скорее, решил, что Ершан — шпион, если бы он и вправду на сто процентов соответствовал образу типичного талганца. Какие там у тебя еще улики?

— У него нож!

— Как и у любого талганца.

— А зачем он тогда его с собой таскает?

— Потому что он — талганец, нет?

— Ты же сам сказал…!

— Я сказал, что никто не должен выглядеть типичным. Что никто не должен непременно НЕ выглядеть типичным — я не говорил. И вообще — у него же сестра есть.

— А может, она тоже шпион!

— И друзья, которым он пишет письма…

— А может это шифровка!

Понятно… Берген в своей теории про шпиона дошел до той стадии, когда любое мое телодвижение будет расценено как доказательство. Это как у помешанной на ревности девушки: офлайн — значит, с бабой! Онлайн — значит, с бабами переписывается!

Что ты там говорил, Ершан? Молодец ты, говоришь? Классно подтверждаешь свою легенду? Вот тебе и классно вот тебе и подтверждаешь: хоть и надеялся, что мои странности будут списаны на то, что я — талганец, оказалось, что не для всех.

Что ж такого придумать, чтобы у Бергена отпали любые сомнения на мой счет?

[1] Зачин — из рассказа Чехова «Ванька», а «Алоизий Могарыч» — из «Мастера и Маргариты» Булгакова. Герой шутит.

[2] Анабасис — длительный военный поход по недружественной местности. Но герой, вспоминая будейовицкий анабасис Швейка, использует это слово в значении «долгое странствие без особой цели»

[3] Анекдот про неумелую домохозяйку:

— Дорогой, я уже полчаса варю яйца, а они все еще твердые…

— Наверное, их снесла очень старая курица.

[4] Распространенный способ хранения продуктов в СССР в зимнее время. А вот откуда его знает герой — не в курсе.

[5] Распространенная байка о том, что советские макароны имели диаметр в 7,62 мм, специально для того, чтобы на макаронных станках можно было выпускать патроны для винтовок. Ерунда, конечно, диаметр стандартных макарон по советскому ГОСТУ — от 5 до 7 мм.

[6] Процентное содержание соли в тушенке по ГОСТу 1941 года — от 1,5% до 1,8%. По современному ГОСТу — от 1% до 1,5%. Т. е. тушенка 1950х годов действительно была более соленой.

[7] Владимир Левшин «Магистр рассеянных наук». В задачке про бананы каждый из трех человек, живущих в комнате, войдя и обнаружив связку бананов, честно отделял свою треть — не зная, что остальные уже свою долю съели — а одним бананом угощая обезьянку. В итоге в конце обезьянка объелась, а читателю нужно было определить, сколько же бананов съел каждый.

[8] Напольный унитаз. Распространенный в СССР и в современном Китае.

Глава 47

«Обычно считается, что Скалозуб — типаж грубого вояки, который может говорить только об армии и армейских порядках. 'Выпушки, погончики, петлички». Однако сама фамилия полковника говорит о том, что в его лице выведен образ не просто дубины и тугодума, а этакого светского остряка. Ведь одна из характеристик, получаемых им от героев пьесы «Шутить и он горазд, а ныне кто не шутит…».

Тьфу ты. Здесь Скалозуб носит фамилию Суриян — армянин, что ли? — что вовсе не указывает на его типаж остряка[1]. Я старательно замалевал компрометирующие меня строки на черновике.

Как я