Слишком смышленый дурачок - Григорий Константинович Шаргородский

Минут через десять я начал понимать, что у меня получается довольно справно подпевать шаману. Внезапно и гудение, и удары прекратились. Раз был приказ повторять, я тут же прекратил терзать своё горло и ладоши. А ещё, не удержавшись, открыл глаза, успев заметить, как шаман что-то сыпанул на угли костра. Дым с резким травяным запахом быстро заполонил всё пространство рукотворной пещерки, по форме чем-то напоминающей пузатую бутыль. Белёсое облако медленно закручивалось над кострищем, постепенно уходя вверх, в «бутылочное горлышко».

Навалилось странное ощущение. Образовалась какая-то лёгкость во всём организме и небольшое опьянение. Нечто подобное я испытывал, когда мы пили шампанское в ресторации. Шаман долго смотрел на меня, а затем взял стоящую рядом сделанную из тыквы флягу и перебросил её мне:

— Пей, — угрюмо и даже с какой-то угрозой сказал старик.

Здравый смысл опять завопил, что так же нельзя! С другой стороны, как тут отказаться? На удивление пойло оказалось не очень мерзким, но по голове двинуло куда резче, чем шампанское. Мир вокруг поплыл, и прежняя лёгкость сменилась ощущением, будто меня накачивают, словно лягушку через соломинку. Нет, живот не распирало, да и чувствовал я себя почти нормально. И всё же, казалось, что я стал немного больше, не телесно, а как-то по-другому. Тут же пришла догадка, что, возможно, это расширился мой дух. Дым и странное пойло туманили голову, но почему-то не замедляли мыслей, хоть и делали их какими-то извилистыми, что ли, что немногим лучше.

— Вторяти, — снова каркнул шаман и застучал в бубен.

Я вернулся к прежнему занятию, захлопав, а затем замычал вместе с шаманом. Причём мелодия и все гортанные вибрации неожиданно хорошо запомнились. Даже возникла уверенность, что смогу продолжить и без поддержки шамана. В теле или, скорее, за его пределами возникла вибрация и биение в такт хлопкам. Появилось чувство, что вот-вот выпрыгну из своего тела, точнее мне так казалось. На пике того, что можно было назвать духовным подъёмом, всё внезапно оборвалось, и я попросту потерял сознание.

Очнулся от яростного спора неподалёку. Звучало это довольно странно. Понимаемое только с большим трудом бормотание шамана сталкивалось с рокочущим, почти животным рыком, мало похожим на человеческую речь. И всё же это была она. Общий смысл улавливался крайне смутно, но если напрячь воображение, то спор сводился к тому, что рычащий был недоволен слишком опасными методами шамана. В ответ Козул крайне невежливо попросил критика не лезть в не своё дело. Я уже догадывался, кто тут такой заботливый. Правда, думал, что когда открою глаза, то увижу Здебора в волчьей ипостаси. Ну а как ещё объяснить его рычание вместо нормальной речи?

К моему большому удивлению, оборотень выглядел вполне обычным человеком, разве что черты лица заострились больше обычного. Находились мы не в подземном обиталище шамана, а под корявым навесом с очагом.

Несмотря на всю странность происходящего, меня почему-то больше всего заинтересовал запах жареного мяса. Внезапно осознал, что жрать хочу просто неимоверно. Скорее всего, со стороны я выглядел очень комично — как голодный щенок, шумно втягивающий носом воздух и утробно рычащий брюхом. Мои действия стали поводом для прекращения спора. Шаман сплюнул под ноги и ушёл в сторону холма, а оборотень сделал широкий жест рукой, явно намекая, что можно брать нанизанные на прутики куски жареного мяса.

Кого я там называл диким? Здебора? А сам сейчас выглядел как неделю не кормленный пёс. Мясо было горячим, сочным, частично сырым и запредельно вкусным. Съел бы всё, но мой предусмотрительный опекун отобрал очередной пруток, демонстративно покачал головой и хлопнул себя рукой по животу. Затем сжал кулак и провернул его, словно наматывая кишки. Очень красноречиво. Только почему он всё это не высказал вслух? А может, ему вообще больно говорить?

Внезапно я проникся к оборотню искренней симпатией. Только теперь понял, что он немногим старше меня. А всё потому, что сейчас смотрел на него прямо и пристально, а не как раньше, пугливо косясь и тут же отводя взгляд.

— Благодарствую, уважаемый Здебор, — сказал я и попытался встать, чтобы поклониться, но дурман всё ещё кружил голову, и я плюхнулся обратно.

Оборотень рыкающе засмеялся, но как-то совершенно не обидно. Дурь из моей головы постепенно выветривалась, да и голод уже не мешал нормально думать, и я отметил некую странность. Оказывается, что солнце уже ушло за верхушки окружавших поляну деревьев. Получается, мы просидели в той подземной бутылке почти весь день!

Свежий воздух, наполненный лесными ароматами, приводил меня в норму, но обрадовался я слишком рано. Внезапно явился шаман и призывно махнул рукой. Здебор попытался возразить, но я решительно встал и пошёл к холму. И это не от лихой удали и тяги к знаниям. Просто хотелось, чтобы мерзостный кошмар поскорее закончился.

Всё снова повторилось. Как только я уселся на прежнее место, заметил рядом знакомую бутылку. Шаман достал из небольшого туеска пучок измельчённый сухой травы и бросил в тлеющие угли. Воздух вокруг заполнился приторным запахом, а сверху я запил это дело горькой настойкой. Ощущение опьянения навалилось мгновенно, я даже не сразу понял, что пора бы начать гудеть и хлопать, но настойчивые удары в бубен повели меня за собой, как на поводке. Прикрыв глаза, я вернулся к монотонному действу, погружавшему меня в какие-то неведомо-пугающие пучины.

Ощущение лёгкости нарастало, но всё равно я интуитивно чувствовал, что пока не способен покинуть тело и, так сказать, выйти из себя. А ещё ощущал, как моя тупость злила шамана. Честно говоря, его ярость и настойчивость были мне непонятны. Возможно, долг старика перед Виринеей был таким жёстким и неприятным, что давил своей неизбежностью, заставляя ускорять обучение до предела. А ещё я вдруг осознал, что в таком состоянии получаю больший доступ к осколкам памяти чужака, прилипшим ко мне, как крошки съеденного пряника. Даже приходили яркие образы, в которых я разговаривал с какими-то женщинами, занимался с ними любовью и даже собственноручно пытал смуглого горбоносого мужчину. И при этом испытывал к нему жгучую ненависть и противоречивое желание, с одной стороны, вырвать жизнь из этой твари, а с другой — продлить его мучения как можно дольше.

Доступ к чужим знаниям тоже расширился, но, увы, они как-то не задерживались в моей голове. Лишь по-прежнему кузнечиками скакали необычные слова. Затяжной бед-трип слился в сплошную полосу растворившегося в пространстве времени. Было невозможно понять, сколько прошло — день