Сто грамм за Поттера - Мансур Шабаев

— Что я получу взамен?

— О, это деловой подход. Сразу видно Малфоевскую жилку. Ну, скажем, о своих проблемах по обе стороны пролива можете забыть. Достойные господа Штольц и Фирюзи, сами придут с извинениями и компенсацией за нанесённый ущерб.

Ну а векселя эти никогда никому предъявлены не будут, но полежат пока у меня. Как подстраховка. А то вдруг Вы передумаете?

— У меня есть просьба.

— Излагайте, но, сразу предупреждаю, я не всесилен.

— Дело в том, что у меня возникло некое недопонимание с одним, если можно так выразиться, коллегой по бизнесу. Вам знакомо имя «мистер Теодоро»? Что Вы смеётесь?

— Мордред Вас подери, Люциус! Чем Вам не угодил старый добрый Теодоро?

— Старый добрый — это мы, наверное, про разных людей говорим. Тот, которого я имею в виду, ещё та сволочь, паук опутавший половину Британии.

Он самым наглым образом выпихнул меня из бизнеса. Оставил крохи, объедки.

— И Вы не пытались прояснить ситуацию?

— Почему же. Пытался. Но со мной даже не стали разговаривать. Просто, какой — то громила взял за шкирку, как нашкодившего котёнка, и вывел из комнаты.

— Ну, насколько я знаю, рядом с Доном Теодоро может находиться только один громила — Эрни Татчспайкер, по кличке Людоед. И то, что Вас всего лишь вывели за шкирку, можно считать проявлением поистине королевской милости. Обычно тех, кем заинтересовался Эрни-людоед, находят в Темзе, а чаще вообще не находят.

И зная Вас, Люциус, я даже могу предположить причину Вашей, с позволения сказать, размолвки с Доном.

Скорее всего, Вы припёрлись к нему с претензиями, проявив неуважение к вашим товарищам по цеху, и Дону лично. И скорее всего, вместо того, чтобы признать себя частью гильдии, Вы начали кричать о своей родословной и исходящей из этого исключительности. А Дон, который, кстати, давно уже мог позволить себе приобрести титул, вполне, кстати сказать, легитимный, очень этого не любит.

Я, честно сказать, поражён мягкостью, с которой к Вам отнеслись. И советую Вам быть очень осторожным. Дон никогда ничего не прощает и никогда ничего не забывает. А значит, про Вас можно сказать, что Вы живёте в долг.

О, Мерлин! Люциус! Ну что Вы так переживаете. Я ведь не сказал, что не смогу помочь.

Так уж получилось, что у меня с Доном есть общие знакомые. Не дам голову на отсечение, но повлиять на Теодоро, я думаю, мне удастся.

А теперь, я думаю, Вам пора. До свидания.

То, что его только что бесцеремонно выпроводили, Люциус понял, только оказавшись на улице. Мысли в голове бурлили. Затылок ломило. Требовалось немедленно проанализировать услышанное, и окончательно понять во что он только что ввязался.

Чистый пергамент и бутылка Старого Огденского, вот что мне нужно — думал Люциус, аппарируя в Малфой — манор. И бутылка, наверное, понадобится не одна.

Глава 83

Глава девятнадцатая.

Йозеф Гилденстерн.

Как быстро течёт жизнь, когда тебе почти девяносто. С какой скоростью утекают мгновения, каждое из которых может стать последним. Как хочется сказать времени — «Замри!», и посмотреть по сторонам — всё ли сделано.

И, представьте, что оказывается даже когда тебе девять, оно (время) всё так же быстротечно. Минуты, часы, дни — всё сливается в пёстрый водоворот событий. И хотя у тебя ещё вся жизнь впереди, всё так же хочется сказать времени — «Замри!». Просто для того, чтобы отдышаться. Старческое сознание не успевает за реакциями молодого тела. И требует передышки.

Впечатлённый результатами эксперимента, Рагнхорк, долго рассматривал мою детскую тушку, а, затем, пробормотав что-то вроде: «Совсем обнаглели людишки — сбегают от Смерти, как от надоевшей любовницы», отпустил меня восвояси, пообещав помочь всем, чем может, в разумных пределах, конечно.

Вскоре его помощь прибыла, и имела она вид довольно пожилого благообразного джентльмена, представившегося мистером Золли. И стал Вольфганг Золли моим наставником, управляющим делами и казначеем одновременно. Чему я, кстати, был откровенно рад.

Конечно, я и сам мог в большей степени квалифицированно выполнять эти обязанности, но ребёнок, занимающийся хозяйством, выглядит не вполне естественно. Да и передвигаться по тому же Косому переулку, лучше в сопровождении взрослого. Возрастной шовинизм у магов развит до чрезвычайности.

Вольфганг был в общих чертах посвящён в мою историю, и мы с ним старались как можно тщательнее отшлифовать мою легенду.

Так, например, мой небольшой акцент был признан вполне приемлемым. Он как бы подчёркивал моё происхождение, давая умным пищу для размышлений, а дуракам — так тем всё равно. Если конечно найдётся в славящейся своим консерватизмом (читай тугодумием) Британии кто-то, кто сопоставит мой немецкий акцент и государство в Латинской Америке.

Кроме того, мистер Золли тщательно прививал мне манеры поведения, присущие настоящему аристократу. Под настоящими он имел в виду аристократические семьи Европы, и, конкретно, Германии. На моё замечание о том, что и в Британии наличествует этот класс, он только презрительно поджимал губы и шипел по немецки «Aufsteiger». По его глубокому убеждению, Британская аристократия, за редким исключением, состояла из нуворишей и самозванцев.

И я был склонен верить старому ворчуну. Ведь почти всю сознательную жизнь Вольфганг Золли занимался тем, что натаскивал юных аристократов. Служа поочерёдно в магических семьях, чья история насчитывала не один десяток столетий.

Мы много и часто разговаривали. Я делился своими планами и рассказывал о Поттере (в пределах разумного, конечно). Он вспоминал своих бывших воспитанников и их семьи. Рассказывал забавные случаи из жизни европейских магнатов.

Постепенно в этих разговорах обозначилась основная линия моего обучения. Тот образ, который я должен представить на суд общественности. Мой персонаж на своём пике являл собой сплав качеств и черт характера, которые, как я подозреваю, не смог воплотить Вольфганг в своих прежних учениках.

Безукоризненные манеры (при этом мистер Золли плотоядно улыбался), вырубленная топором на подкорке, холодная ироничная вежливость со всеми, включая близких друзей и преподавателей, безапелляционная агрессия на всё, что касается малейшего, пусть даже иллюзорного покушения на честь Рода. Безусловная, возведённая в степень, преданность взятым на вооружение идеалам и товарищам. Этакий рыцарь плаща и кинжала без страха и упрёка.

Мордред, побери! Да я с удовольствием стану ТАКИМ. Вот только не знаю, получится ли?

Вольфганг довольно часто общался с Директором и был в курсе предстоящего совместного обучения. Знал он и то, с кем мне предстоит учиться. И это знание преисполняло его горделивой уверенностью в себе. Ведь Рагнхорк пообещал