Тьма. Том 6 - Лео Сухов

И всё это Дашков собирался повесить на городской бюджет.

Восстановлением же самого особняка предстояло заниматься моим рабочим. Однако и тут половина расходов ложилась на городские власти. Я даже заикнулся о том, что раз уж пошла такая пьянка, то можно отозвать иск на отмену обременения, но Дашков возмутился. И потребовал не прекращать давление на городских охальников, пока из них пух и перья не полетят.

«Тигрёнок», повизгивая мотором, продирался через завалы снега на садовой дорожке, ведущей к воротам. Естественно, тем, которые открываются на нормальную улицу, а не на разрытую площадь. За рулём пришлось сидеть одному из «ирбисов». Рядом, на пассажирском сиденье, пристроился второй боец, вооружённый автоматом, пудовыми кулаками и очень серьёзным лицом.

А мы с Бубном устроились на пассажирском.

Я хотел поехать сам, но Давид упёрся. И был поддержан уважаемыми людьми Ишимского княжества, причём в превосходящем количестве.

— Прекратите вы, Фёдор Андреевич, один по городу рассекать… Не в вашем-то положении!

Примерно к этому сводились все названные ими аргументы. И, по большому счёту, возражений у меня не было.

Пришлось брать с собой охрану.

К слову… Вот уж чего-чего, а охраны на моих землях собралось до неприличия много. Ратники князя, особисты Тайного Приказа, прорывники полиции, боевики «темников» (Тёмного Приказа)… И даже охрана влиятельных лиц, приглашённых — далее цитата князя — «оценить последствия разгильдяйства на примере отдельно взятого исторического здания».

Ну и вишенка на торте — ратники царского войска, оцепившие земли вокруг особняка. Дело в том, что военных Дашков тоже позвал в свой оперштаб, чтобы люто отчихвостить. Потому что «терять списанное вооружение — это, знаете ли, какой-то позор».

Оставшаяся на хозяйстве Авелина слегка робела, однако виду не показывала. Она хотя бы знала, как себя вести в таком непростом окружении. А вот я бы точно понарушал все правила этикета.

В общем, даже хорошо вышло, что пришлось сбежать по делам — пусть и в такую мерзкую погоду…

Выехав за пределы участка, мы поползли по заметённым снегом улицам. Редкие прохожие зябко кутались в шубы и куртки, пряча замёрзшие носы в воротники. Машины ехали по улицам осторожно и неторопливо, стараясь не встрять в снежные заносы.

Голубое небо скрылось за белой колючей пылью. На моих глазах, Ишим превращался в царство холода и снега. Я взглянул на температуру, которую показывал термометр в машине… Минус тридцать четыре градуса, между прочим!

…И с тоской вспомнил жаркое морское побережье.

Жаль, в те края мне пока путь заказан. Пока не исполнена царская воля, пока не отдан родовой долг Покровских и Седовых, я был заперт в царстве холода.

Не сказать, чтобы я был любителем жары. Лучше уж комфортные двадцать градусов. Однако всё, что ниже минус тридцати — комфортным никак не назовёшь.

По пути я дозвонился до Марии Михайловны. И, извинившись за ранний звонок, попросил её нас с Бубном принять. Проректор вяло хмыкнула и обещала поставить чай. Правда, говорила это она так сонно, что я решил ещё и за то, что разбудил, извиниться.

Зато, когда мы подошли к её квартире, сна у Малой не осталось в одном глазу. Дверь Мария Михайловна открыла раньше, чем я успел коснуться звонка.

И ещё пару долгих секунд меня пристально оглядывала.

— Ну вроде бы целый… — с сомнением изрекла она, наконец.

— Да что мне будет, Мария Михайловна! — нарочито бодро отозвался я.

— От попадания артиллерийского снаряда? М-м-м… Да, пожалуй, ничего от тебя не будет… Не останется просто… — кивнула проректор и посторонилась. — Проходите, гости мои ранние, незваные, будем считать, что дорогие…

Кстати, очень непривычно оказалось видеть Марию Михайловну в домашнем халате и тапочках с помпонами. А главное — без строгого выражения на красивом лице. Видимо, Малая была из тех людей, которые не могут «включиться», пока ими не выпит крепкий утренний чай.

Впрочем, я это ещё по время погони за ромейским шпионом подметил. А теперь с концами удостоверился.

Посмотрев, как мы отряхиваем за порогом пальто и обувь, припорошённые снегом, Малая удовлетворённо кивнула и двинулась вглубь жилища.

— Ну и что это за сундук? — уточнила она, грациозно присаживаясь на диванчик в гостиной. — Ставь его сюда…

Сундук Лампы, хоть и с натугой, был водружён на низенький стол, а мы с Бубном заняли кресла напротив.

— Это один из сундуков, найденных в моём особняке, — объяснил я. — Внутри записи купца, который построил этот особняк. И каждый раз, когда сундук открывают, ощущается почти незаметное возмущение теньки. Бубен думает, что там пульсар.

— Пульсар… Думает… — госпожа проректор покачала головой. — Даже мне было бы тяжело навесить пульсар на какую-то вещь. Особенно такой пульсар, который двусердому сложно заметить.

— Уважаемая Мария Михайловна! — очень сдержанно парировал Бубен. — Вы, конечно, можете сомневаться в моей способности думать… Но зачем вот так сразу отбрасывать рабочее предположение?

— Ладно… Открывайте свой сундук! — величаво махнув ладонью, Малая снова уткнулась в чашку с чаем.

Я откинул крышку… И снова это почувствовал.

На самой границе восприятия. Где-то там, где заканчивается наука, и пробегает загадочный холодок по спине.

А вот Мария Михайловна, похоже, ощутила значительно больше. Глаза у неё как-то слишком широко раскрылись, игнорируя природный разрез, а чашка с чаем медленно опустилась на стол.

— Пульсар? — удивлённо проговорила она.

— Вот! Я же говорил! — обрадовался Бубен.

— Нет, дорогие мои, это не пульсар, а полноценный маяк! — Малая посмотрела на опричника так, что даже мне захотелось взять и заткнуться. — Эти волны аж на несколько тысяч вёрст разлетаются!.. Федя, давай! Все вещи из сундука на стол выкладывай!..

И я стал выкладывать. Три тетради, пара конвертов, писчие принадлежности, потёртая шкатулка…

Оторвавшись от дивана, Малая для начала осмотрела изнутри сам сундук, но всё-таки отрицательно покачала головой.

— Внутри слой хладного железа, — сообщила она. — Хорошо сделано, без стыков. Этот купец, как его там?..

— Евлампий Сергеевич Полотно, — подсказал я.

— … В общем, он помешан, похоже, был на безопасности! — закончила Мария Михайловна.

— С его незаконной подработкой-то? — хмыкнул Бубен. — Неудивительно!

— Сейчас найдём ваш маяк, — пообещала Малая, начав внимательно разглядывать каждую вещь на столе.

Она брала исследуемый объект в ладошки и, медленно прокручивая, подносила совсем близко к лицу. Как будто пыталась разглядеть что-то очень маленькое, размером чуть ли не с булавочную головку.

— Почему такие мощные всплески? — уточнил