Вадбольский 5 - Юрий Никитин

— Но если оба против, то разве не сумеем что-то придумать?

— Придумайте, — согласился я. — Поддержу, если для этого мне не придётся делать сальто с балкона третьего этажа на брусчатку, там сейчас грязно.

Он только зубами скрипнул, затем тяжело вздохнул.

— Боюсь, перед императорской волей на этот раз мой Род отступит. Мало осталось тех, кто честь Рода ставит выше всего. Другим бы только деньги не терять, земли, заводы…

— Да-да, — поддержал я, — Береги честь смолоду, верность превыше правды, бей врага…

Он сказал чуть ли не просительным тоном:

— Нас двое, обоим эта помолка в гробу снилась, неужели ничего не придумаем?.. Должен же быть выход?

— Выход иногда бывает там, — сказал я, — где и вход. А вы что-нить придумали, кроме банальной взятки?

— О вас идёт слава, — сказал он нервным голосом, — как о хитроумном изобретателе. Покажите свою хитроумность!

— Боюсь, — ответил я, — против веского слова императора, Самодержца Российского, что стоит даже над законами Империи, любое умие спасует, хоть хитрое, хоть мудрое, хоть какое. А ваш Род первый после императорского! Ваше слово весит миллиона моих жалких слов.

Он поморщился, сказал в сильнейшем раздражении:

— Тогда что делать?

— Вытерпим эту церемонию, — предложил я. — Помолвка — не свадьба. Можно разорвать в любой день и по любому поводу. А то и вовсе без повода, дворяне мы или нет? Есть же указ Екатерины Великой о вольностях дворянства? Нужно только подождать, пока шум уляжется.

Его лицо искривилось в мучительной гримасе, но взял себя в руки, взгляд снова стал острым и тяжёлым.

— Боюсь, это единственный выход. Подождём, когда император займётся более важными делами, наша эскадра потоплена, враг подступил к Севастополю…

— Вот-вот, — сказал я. — А мы продолжим свои разборки, зуб за зуб, кровь за кровь… Это же так по-мужски, красиво и благородно!

Он сказал хмуро:

— Но мы вам крови ещё так и не пустили!

— Я иносказательно, — сообщил я. — Хотя раньше всё миндальничал, отвечал ударом на удар, всё соизмерял, соизмерял… ну не дико? Но сейчас вот смотрю на вас и думаю: а зачем Российской Империи род Долгоруковых?.. Было двенадцать сильнейших, станет одиннадцать. Кто в России заметит разницу?.. Тем более, в Греции, где всё есть.

Впервые я увидел в его стальных глазах неуверенность, я бы даже сказал, страх, если предположить, что неустрашимому роду Долгоруковых, который всех нагибал почти тысячу лет, есть чего бояться.

— Уверены, что можете сладить с родом Долгоруковых?

— Да не в этом дело, — протянул я, — я ломаю голову не над проблемой коксующего угля, что сулит стране небывалый подъём, а бодаюсь с вашим родом, кому от этого польза? А вот сейчас наконец-то ощутил, что так может тянуться ещё сто лет, а у меня столько нет в запасе, я же не вечный Род, а человек по имени Юрий Вадбольский!

Он кивнул и произнёс с некоторым превосходством:

— Да, Род — это Род. Исповедующий вечные ценности.

Я сказал с тоскливым вздохом:

— С другой стороны у меня ещё много патронов. Даже больше, чем Долгоруковых. И если не сдерживаться, не соизмерять, а брать пример с Долгоруковых, что не считаются ни с какими запретами…

Он дернулся.

— Стой!.. Тогда пусть свершится то, что велел император. Если допустим помолвку, нам придётся соблюдать и мир между родами… или хотя бы перемирие.

Он сказал с подчеркнутым усилием, дескать, они точно не хотят соблюдать это дикое и никому не нужное перемирие, но раз император сказал, то во имя единства Империи стоит поддерживать мир, хочется это нам или нет.

Глава 11

Дверь распахнулась, на пороге возник Рейнгольд, уже в парадном мундире, с синей лентой через плечо, на которой россыпь звёзд с бриллиантами, сказал громко:

— Господа, император по какой-то причине задерживается!

Я помахал рукой и сказал громко:

— Да мы тут обсуждаем размер приданого невесты! Она ж богатая, а я бедный…

Долгоруков нахмурился, выждал когда Рейнгольд повернётся и выйдет обратно в зал, буркнул с тоской:

— Сама судьба даёт нам время что-то придумать.

— Император всегда точен?

— И того же требует от других.

— Думайте, — ответил я. — У вас больше опыта в интригах.

— А у вас мышление хитрее!

— В промышленности, — уточнил я. — Межличностное… не моё, не моё. Я бы повбывав бы усех.

Он бросил на меня злой взгляд.

— Похоже, у вас только внешность ангелочка.

— Вы меня оскорбляете!.. А что, если невеста заболела свинкой и лежит, не может подняться?

Он задумался, буркнул с неохотой:

— Придворные видели её прибывшей со всей делегацией.

— А во дворце не могла подхватить свинку?..

— В императорском дворце свинка? Государь будет оскорблён.

— Тогда от трепетности её души упала в обморок и теперь в лёжку! Страх от расставания с родными…

— Это помолвка, даже не обручение, — напомнил он. — До замужества с дефлорацией может пройти год, а то и больше. Думайте быстрее!

— Сами думайте, — отпарировал я. — Или мечтаете спихнуть девку мне?

Он тихо выругался, лицо побагровело, на висках вздулись толстые синие вены. В крупных выпуклых глазах начали лопаться капилляры, устрашающее зрелище.

Я бы выглядел не лучше, если бы не моя аугментация, что подстраивает тело к любой ситуации.

— Может, — предположил я, — дать ей съесть что-то, что вырубит её до вечера?

Он подумал, сказал с надеждой:

— Годится. У вас есть?

— Откуда, — сказал я, — это же вы интриганы, а я просто стреляю лучше.

Он зло стиснул челюсти, сказать воинскому роду, что кто-то лучше в стрельбе — прямое оскорбление, но смолчал, молодец, умеет держать себя в руках, сейчас сосредоточен на том, как сорвать помолвку, потому сделал вид, что даже не заметил мой не совсем корректный выпад.

— Её матушка при смерти, — предложил я другой вариант я, — велела дочери бежать домой и принять её последний вздох!

Он поморщился.

— Мало ли что вздумается женщине. В доме есть священник, он и примет. Нет, надо такое, чтобы император тоже поверил. Хотя всё равно будет недоволен.

Я сказал зло:

— Тогда почему придумываю только я?

— Так виднее, — отпарировал он ещё злее, — кто воин, а