Ленька-гимназист - Виктор Коллингвуд

— Вот, — сказал он. — Подпольщики помогли. Пули нам ни к чему, а вот порох из гильз — самое то!

И мы принялись за кропотливую работу. Сидя при свете сальной свечи, мы с Костиком, Гнаткой и Свиридовым несколько часов подряд выкручивали пули из патронов и аккуратно высыпали бурый, зернистый порох в мою трофейную фляжку. Работа была нудной, но мы трудились с усердием, понимая важность момента. К утру фляжка была набита доверху. Наш самодельный детонатор был готов.

Теперь оставалось выбрать место для диверсии. Мы долго изучали окрестности Каменского; и, наконец, наш выбор пал на участок железнодорожного пути в нескольких верстах от города, где линия делала крутой поворот, проходя прямо по кромке крутого берега Днепра. Если пустить поезд под откос здесь, он наверняка перевернется, и улетит, возможно, до самых плавней, а то и до воды. Несомненно, ущерб будет чудовищен, и этот бронепоезд выйдет из игры до самого конца войны. А в том, что конец ее близок, мы не сомневались. Морозными зимними ночами до Каменского уже доносился грохот артиллерийской канонады. Красные наступали стремительно; я, привыкший на СВО совсем к другим темпам, мог только позавидовать им.

Следующей ночью мы втроем — я, Свиридов и Пётр Остапенко — отправились на место. С собой несли лопаты, банки с тротилом, наш самодельный детонатор, телефонный аппарат, лейденскую банку и моток провода.

Работа была тяжелой и опасной. Нужно было незаметно подобраться к насыпи, выкопать яму под рельсом, заложить туда заряд и детонатор, а потом так же незаметно протянуть провода к укрытию, откуда можно было бы произвести взрыв. Мы трудились в полной темноте, опасаясь каждого шороха. Луна, к счастью, опять скрылась за тучи

— Не бывает тут разъездов? — спросил Остапенко у Свиридова, упрямо махавшего киркой.

— Да бис его знает! — тяжело дыша, откликнулся он.

— Если что, тикайте в плавни! — посоветовал я.

Вдруг впереди раздался гул и свисток паровоза.

— Бежим! — закричал Свиридов, и мы бросились с косогора, укрываясь за кустарником.

Электрический прожектор разрезал тьму, и мимо нас прогрохотал по рельсам курьерский поезд.

— Тьфу, напугал! — выругался Свиридов, с трудом поднимаясь с припорошенной снегом земли.

Когда заряд был заложен, встал вопрос о маскировке провода. Черный, изолированный провод был хорошо заметен на фоне светлой щебенки насыпи и покрытой инеем сухой травы.

— Закопать его надо, — прошептал Остапенко. — Хотя бы неглубоко!

— Да где ж тут копать, в щебенке-то? — возразил Свиридов. — Да и времени нет. Уж скоро рассвет!

Мы уже начали отчаиваться, как вдруг с неба посыпались первые редкие снежинки. Снег! В конце декабря в этих южных краях снег был редкостью, а сейчас он показался нам настоящим чудом. Сначала это была мелкая пороша, потом снег повалил гуще, крупными, мохнатыми хлопьями. Через час вся земля, включая нашу железнодорожную насыпь и протянутый по ней провод, была укрыта тонким, но плотным белым покрывалом.

— Ну, Ленька, ты точно в рубашке родился! — прошептал Свиридов, глядя на заснеженную землю. — Сама природа тебе помогает! Теперь наш провод никто не заметит.

Мы отошли на безопасное расстояние, в небольшой лесок у подножия насыпи, где и решили устроить наблюдательный пункт и место для подрыва. Подключили провода к телефонному аппарату и лейденской банке. Все было готово. Оставалось только ждать. Ждать, когда по этому пути пойдет бронепоезд. И надеяться, что наш план сработает.

Заряд был заложен, провода замаскированы снегом, наша «адская машинка» стояла наготове в укрытии. Мы ждали. Но бронепоезд «Дроздовец» все не шел. Вместо этого из города стали доноситься все более тревожные слухи, а потом и далекий гул артиллерийской канонады. Красные наступали. Линия фронта стремительно приближалась к Каменскому.

Через пару дней стало ясно: «Дроздовец» на фронт, ни под Царицын, ни под Конотоп, уже не пойдет. Его назначили для обороны нашей территории, спешно перегнали на железнодорожную станцию Каменского и поставили на запасной путь, откуда его тяжелые орудия могли вести огонь по наступающим частям Красной Армии, подпирая оборону белых.

Похоже, наш план с подрывом на перегоне рухнул.

Мы снова собрались в сарае Свиридова, мрачные и подавленные.

— Что ж теперь делать, Иван Евграфович? — спросил я. — Заряд там, под насыпью, так и лежит. А поезд здесь, на станции. Не достать его теперь!

— Да уж, — вздохнул Свиридов. — Опоздали мы. Теперь он тут как крепость на колесах. Будет огрызаться до последнего. А потом, если белые отступать начнут, либо с собой его утащат, либо взорвут сами, чтобы нам не достался.

Повисло уныние.

— Вот если бы их вызвали куда-нибудь под Екатеринослав, хотя бы! — мечтательно произнес Пётр. — Вот мы бы их и подловили!

— Ну это да. Но вызовут их или нет — неизвестно! Да и когда? Что нам, в засаде, все время сидеть, что ли? Замёрзнем!

Тут мне в голову пришла блестящая мысль.

— А что если их обмануть?

— Как это?

— Ну, если бы кто-то позвонил в штаб белых в Каменском, сказал бы что из Екатеринослава, что требуется срочная помощь бронепоезда. Ну, они бы и поехали… прямо на нашу мину!

— Дак кто позвонит-то? — не понял Свиридов.

— Мы и позвоним. Можно врезаться в телефонные провода, да позвонить самим! — пояснил я.

Идея была настолько простой и одновременно настолько дерзкой, что все на мгновение опешили. Вызвать вражеский бронепоезд по телефону! Под ложным предлогом! Для этого времени мысль показалась необычайной и свежей.

Однако Свиридов, мрачно почесав небритый, покрытый седой щетиной подбородок, покачал головой.

— Мысль хорошая, но, Лёнька, в этот раз не выйдет у тебя кролика из шляпы вынуть, фокусник ты наш!

— Почему это? — не понял я.

— Дак вот посмотри на провода-то эти! Видишь, сколько их? И какой резать, и по какому звонить?

Тут только я понял, что он имел в виду.

На столбах, поддерживавших телефонные и телеграфные линии в Каменском, этих самых проводов висело по 25–30 штук. Действительно, в какой именно надо врезаться? Будь у нас время попробовать прослушать переговоры по каждому проводу, возможно, мы бы нащупали те, по которым осуществляются звонки в штабы деникинских войск, защищающих Каменское. Но времени на это не было.

Все молчали. Перспектива была безрадостной. Выручил Гнатка, который до этого сидел