Сердце Дракона. Часть I - Кирилл Сергеевич Клеванский

начали бесконечную борьбу. Бесконечность тысячелетий они терзали друг друга, пока не поняли, что битва бесполезна. Ничто не может победить что-то, потому как в нем ничего нет для победы, а что-то никогда не сможет победить ничто, потому что обречено в него вернуться. И любой, кто прошел испытание Духов, знает об этом.

Хаджар машинально потер правую руку, где красовалась увеличившаяся красная Именная татуировка. Когда-то она покрывала лишь предплечье, а теперь растянулась от кончиков пальцев, до плечевого сустава.

Побывав в мире иллюзий, он действительно осознал, что так или иначе, любые его действия приведет к его же смерти.

Чтобы он не делал в это мире, каких бы достижений не добился, какие бы преграды не преодолел, как бы близок он не оказался к своей цели, все равно в конце его будет ждать смерть.

Рано или поздно, бездна поглотит и его.

Осознание этого, как не удивительно, сделало его волю лишь крепче.

— И когда тьма и время поняли это, они решили создать судью. Того, кто сможет победить их обоих. Сложив силы, тьма и время породили жизнь, но в результате своего устремления, они в жизни же и растворились. Исчезли в ней, став чем-то большим.

Из-за пазухи Хаджара выбралась маленькая, пушистая Азрея. Котенок, зевнув, забрался Хаджару на голову. Ветер, игравшийся с его волосами, мелодично звенел фенечками и качал перо, подаренное шаманом орков.

— В течении еще больших мириадов лет жизнь существовала сама по себе. Она выполняла свою единственную цель — жить. И так было долго. Безумно долго. Пока, внезапно, в центре жизни не появился маленький огонек. Светоч энергии, столь плотный и яркий, что появись он вновь и его силы хватило бы, чтобы разрушить всю вселенную и звезды, — Степной Клык указал сперва на землю, потом на небо, а затем на себя самого. Видимо этот жест, как и приветствие орков, что-то означало, только Хаджар не знал, что именно. — И жизнь, может страдая от одиночества, может из-за любопытства, коснулась этого светоча.

Азрея, пытаясь удержаться на макушке Хаджара, пыталась дотянуться лапкой до пера. Будто не Древний тигр, а действительно — маленький котенок, она комично охотилась на него.

— Их силы, как некогда времени и тьмы, слились воедино, — Степной Клык зачерпнул ладонью горсть земли, поднес её к лицу, вдохнул, а затем развеял по ветру. — И так появилось все сущее. Появились звезды — огни самой жизни. В их недрах продолжает коваться жизнь, чтобы в момент смерти вечерних светил, разнестись среди вселенной.

Хаджар, в памяти которого еще были свежи знания родного мира, неверующе смотрел на орка. Он привык к тому, что этот мир технически отставал от Земли, но то что на сине-голубом шарике выдавалось за теорию, из уст Степного Клыка звучало как неоспоримое знание.

Орк вовсе не “верил” в то, что говорил, он попросту знал это. Так же четко, как Хаджар знал, что на его левой руке пять пальцев, а на голове сидит пушистый, белый котенок.

— Появилась твердь, появилась вода, появилось небо, появилось пламя. И из их тесного союза появилось все, что ты видишь, слышишь и ощущаешь, — Степной Клык, прикрыв глаза, подставил лицо ветру, а затем поприветствовал его так, будто своего соплеменника. Что означал его жест, Хаджар пока так и не понимал, хотя чувствовал, что в этих трех движениях был сокрыт какой-то глубокий смысл. — Но, поскольку внутри жизни существовали тьма и время, то теперь, как и прежде, все стремится во тьму, подчиняясь при этом неумолимому движению времени.

Хаджар слушал как завороженный. Может благодаря собственным мыслям, может из-за таблички, полученной им в Библиотеке древней цивилизации Магов, он чувствовал, что в словах орка есть нечто неоценимо важное для него.

— Но жизнь, соединившаяся и растворившаяся внутри светоча энергии, изменилась. Она больше не могла существовать ради существования. Как и всему живому, ей нужна была цель. И благодаря этому чувству — бесконечному поиску смысла самой жизни, появились они. Те, кого одни расы называют Древними, а другие, которые, как и мы, помнят пути предков — Духами.

Хаджар никогда не слышал ни про каких Древних. Более того — про них не упоминала и Дора Марнил.

— Духи — дети самой жизни, некогда жили в порядке и гармонии, но так продолжалось недолго.

Орк на какое-то время замолчал. На его лице почему-то отразились одновременно боль и благодарность, а рука потянулась к перу на голове.

— Почему? — спросил Хаджар.

— Из-за поиска цели и смысла, разумеется, — тяжело вздохнул Степной Клык. — Никто не может долго прожить без своей цели, маленький охотник. Так или иначе, она есть у каждого. И самые древние Духи из тех, что были ближе всех к жизни и сильнее прочих, они нашли свой смысл в том, чтобы дать рождение чему-то новому. Чему-то светлому. Что сможет разнести жизнь в самые дальние уголки мира. Что будет прославлять её и множить.

Азрея, спрыгнув на землю, внезапно подошла к краснокожему и потерлась о его колено.

Хаджар впервые в жизни увидел, как орк улыбается. И это не было страшно, а скорее… завораживающее. Столько тепла и доброты было в этой клыкастой, белоснежной улыбке.

Хаджар не солгал бы, если сказал, что никогда не видел, чтобы так улыбался хоть кто-то из людей.

— Так, Великий Лес, расставшись со своей жизнью, начал род эльфов. И Первый Охотник — Великий Волк, дал жизнь нам — оркам. А Великая Гора в своих недрах породила гномов. Но были и другие Духи. Те, кто стоял чуть дальше от жизни. Не ближе ко тьме, но ко времени. Они боялись его. Боялись бездны. И они решили, что мир создан для них.

Хаджар понял куда клонит Степной Клык. И, на миг, ему послышалось, что рядом с ухом что-то зажужжало. Будто надоедливый москит в разгар душной ночи. Но на самом деле, это был никакой не москит, а посланник Седьмого Неба — фея.

— Так появились Боги, маленький охотник. И они начали войну с другими Духами, которые были против того, чтобы пытаться подчинить себе их предков — жизнь, тьму и время. Но легкий путь всегда слаще сложного. Все больше и больше Духов последовали за Богов и потеряли себя. А затем Боги, которых обуяла гордыня, решили, что они равны предкам. Так они создали людей.

Орк замолчал. Его взгляд был устремлен куда-то вдаль.

— Но