Грани будущего Zero: Карлов (*30 иллюстраций) - Степан Александрович Мазур

class="p1">Мы продолжили путь. Похоже, лишь эпидемии обходили города стороной. Мороз уберег людей от разложения трупов. Но все, кто умирал в это время, по большей части оставались в чёрных мешках неучтенными телами вдоль улиц.

Добровольцев, работающих на общественных началах, чтобы хоронить или сжигать тела, было совсем мало. Эту работу привыкли перепоручать роботам.

Ирония судьбы заключалась лишь в том, что теперь сами роботы часто становились причиной для того, чтобы уложить тела в мешки.

Трасса Р-258 вела дальше на юг. С одной стороны, это приближало к радиации Китая, с другой — требовался северный ветер, чтобы избежать неприятностей. Но ветер дул с запада, корректируя путь.

Решено было идти на восток по P-436 и прочим второстепенным дорогам. Они рано или поздно всё равно должны вывести нас к основной автомобильной трассе, но гораздо восточнее. Так уверял академик.

Мы выбрались из города затемно и развели костёр прямо в брошенном кафе на дороге. Здесь уже было кострище. Дороги вели к дачам и мелким поселкам, куда двинулась немалая часть населения Улан-Удэ.

Когда ближе к ночи к нам в кафе на огонёк зашло несколько человек в разношерстной одежде, (часто не по размеру), мы не сразу спохватились.

— Уважаемые, это наша ночлежка! — сказал один из трёх и присел на корточки у костра.

Руки были в толстых кожаных перчатках на меху. Женских. Явно снял с чужой руки. Но все утепляются как могут. У Генерала Мороза нет предпочтений в моде. Его подчиненная — Гангрена, тоже инертна до стиля.

— Здесь не написано, — ответил спокойно академик.

С рук гостя слезли перчатки, и я увидел синие рисунки, изображающие перстни на пальцах. Похоже, к востоку от города лежали не только дачи, но и строения ФСИН.

Академик вперился в наколки, словно читал их как открытую книгу.

Я окинул взглядом каждого вошедшего и окончательно понял — в гости пожаловали зеки. Рванул к автомату, показательно вскинул затвор.

Не спал уже сутки, но теперь сонливость как рукой сняло:

— Стоять всем!

Они застыли. Один с дровами в руках, второй с раздутыми пакетами. Наверняка грабили ближайшие деревни, дачи, или магазины, если от них ещё что-то осталось. Оставлять таким на съедение обессиленного камнем и почках и дорогой академика — это то же самое, что затоптать костёр в ледяной ночи или подставить шеи волчьей стае.

— Спокойнее, вертухай. Чё раздухарился? — зек привстал с корточек, показал поднятые руки.

Он единственный был без груза, что выделяло в нём главного. Им носить тяжести или делать любую работу не пристало. Таковы традиции, которым как минимум несколько веков.

— Действительно, Карлов, — академик устало поднялся и показательно потянулся. — Чего это вы? Не все в пенитенциарной системе волки. Каждый имеет право погреться.

Откуда будете, «бродяги»?

— Третья исправительная колония-поселение, — хмуро добавил парень в наколках и кивнул своим.

Те вошли следом, расселись у костра, глядя на меня как на обезумевшего робота.

— Расформировали? — с пониманием обронил академик, не убирая рук далеко от одеяла, под которым лежал автомат.

Распадались не только армии, полки эрзац-гвардии и гибридное ведомство МЧС, но и всё, что требовалось кормить и обеспечивать теплом и вниманием.

Проще говоря, в течение первой недели все начальники колоний, зон и СИЗО были поставлены перед фактом: расформировать учреждение или свершить правосудие. Сдаётся мне, автоматы исправно поработали лишь в особо-опасных зонах.

Апокалипсис отменил «расстрельные» статьи. Сработала гуманность. И вот большинство зэков на свободе. И о, чудо, большинство занимается привычными им вещами.

Статистику убитых или отпущенных никто не вёл. Так у освобожденных появился шанс начать жизнь заново… или приняться за старое.

Мороз лишь способствовал пробуждению волчьих инстинктов. Выживать тем, кто привык биться за кусок хлеба, в таких условиях было легче, чем всему остальному обществу, изнеженному цивилизацией.

— Ага. Коллективно, — хмыкнул зек помоложе. — Менты в одну сторону, мы в другую.

— Наколки у вас интересные на пальцах, милейший, — улыбнулся академик. — Три точки на перстне. Это, наверное, означает три ходки?

Зек кивнул.

— Стало быть, пахан? Как там это… «чёрная масть»? — засиял Невельской, как будто вспомнил сюжет любимого криминального сериала.

— А ты, батя, смотрю, наблатыканный, — поднялся от костра ещё один зек, помощнее.

На его пальцах тоже был перстень, только разделённый надвое двумя полосами. Одна полоса была забита синькой, на второй набито сердце.

— Сидел? — поинтересовался он, так как «спрашивать» у них было не принято.

— Нет, что вы, — ухмыльнулся академик. — Начитанный. Какое у вас романтичное сердце наколото. Сала хотите? Накроем «полянку» за знакомство, так сказать. Без рукопожатий.

— А чё так?

— Издревле рукопожатие символизировал свободу рук от оружия, — объяснил Невельской. — А мы вооружены. Так какой смысл?

Я с сомнением посмотрел на академика. Ага, продумал план. Сейчас выхватит автомат и всех расстреляет. Но тот лишь порылся в провизии, достал припасы, запасную алюминиевую кружку, спирт и подсел к костру.

Обезумел? Зекам спину подставлять⁈

Отодвинув нарты подальше к стене, я взобрался в них, укрылся одеялом и положил автомат поверх коленок. Дёрнутся — расстреляю всех. Мне в эти игры с долгими разговорами играть некогда. Владивосток ждёт.

Зеки к моему удивлению тоже достали незамысловатую провизию из пакета, подкинули дров. Академик вылил пузырек спирта в кружку, добавил снега, помешал и пригубил. Выдохнув, закусил кусочком сала, вздохнул и поставил кружку рядом с паханом.

— Игорь Данилович Невельской, — представился мой спутник. — Угощайтесь остатками былого изобилия.

В свете костра можно было многое разглядеть. Уже не молодой заключенный был лет сорока, худощав. Под спортивной шапкой оказалась копна совсем седых волос. Он поднял кружку, пригубил спирта, взял порезанное вторым зэком сало, понюхал и ухмыльнулся.

— Я — Кот. А это мои кореша — Длинный и Орк.

Кружка прошла по кругу, опустела. Молодой по кличке Длинный с сомнением посмотрел на меня и не решился оставить последний глоток.

Больно надо.

С удивлением я увидел набитый перстень и у него. На пустом фоне было набито просто сердце.

Прямо фанаты Святого Валентина! Выходит, все трое паханы? Что-то не сходится.

— Кореша, значит? Очень интересно, — хмыкнул Игорь Данилович. — А я учёный. А в нартах держит всех на прицеле мой немного подуставший друг и напарник — господин Карлов. Вы простите его за недоверие. Разочаровался в людях… Но он тоже наверняка рад знакомству. На снайпера вот практикуется. Волков отстреливает. Полезно.

Кот оскалился:

— Вот скажи мне, профессор. Что вообще произошло? Люди говорят за переворот. Да я не понимаю. При каком перевороте решетки распахиваются? Не коммуняки же к власти снова пришли?

— Ну, можно сказать, что и переворот, — вздохнул академик, кивнул мне.

Я кинул