Ведьмы.Ру 2 - Екатерина Насута

— Спасибо, — серьёзно ответил Лёшка. — Оказалось, что она довольно давно болела. Онкология. И стадия такая, что… в любой момент. Вот… она была профессором. Преподавала в университете. Представь? Её муж, мой дед, погиб ещё до моего рождения. А ещё она знала, что умирает. И оставила подробные распоряжения о похоронах и прочем… вот.

Лёшка замолчал и сгорбился.

Кофе он так и не допил. Сидел, глядя в стаканчик, думая о чём-то своём. Потом вздохнул.

— Главное, другое… понимаешь, с каждым днём будто… что-то менялось. Во мне. И вокруг меня. Ощущение, что всю жизнь спал, а тут вдруг начал просыпаться. И видеть. И не то, чтобы я хотел видеть, оно само получалось. И то, что видел, оно было неправильным. Душным. Тяжёлым. Будто меня насильно засовывали в чужую историю, заставляли отыгрывать роль…

— И ты взбунтовался.

Если старушка была менталистом, то… то что она сделала? Сняла закладки, поставленные матушкой Лёшки в его голове? Защиту возвела? Или ещё что?

И как бы спросить помягче.

— Сперва как-то вот… вроде как обычно. Но не как обычно… ну, извини, не знаю, как это объяснить!

— Не психуй.

— Я не психую… точнее стараюсь. Как… знаешь, тоже… я раньше спокойным был, а тут вот… короче, не перебивай. Я съехать подумывал. Ну… невмоготу там стало… даже квартирку нашёл. Зарплата ж неплохая. Хватило бы на жизнь точно. И снял… но решимости не хватало, что ли? Мелкий первым заявил, что сваливает. Прямо вот за ужином. Вилку отложил, сказал, что задолбало его в кукольном домике жить. И что мы все психи, а он так не хочет. Ещё сказал, что поступать будет не туда, куда мама его поступить планировала, а в совсем другое место. И на курсы записался. Подготовительные. И подработку нашёл, на лето вот. Мама за сердце, а он только смеётся. Обозвал манипуляторшей. И заявил, что с него хватит, наелся уже… она обвинила, что папа его настроил. Ему скандал закатила. Такой дурдом.

— Я не знал.

— Ещё бы… это ж для своих. А для всех остальных у нас милая идеальная семейка, — улыбка у Лёшки получилась кривая. — Она потребовала, чтобы отец карточки мелкий заблокировал… ну, типа, побегает и вернется. А мелкий ответил, что он лучше на помойке будет жить, чем вот в её доме.

А ведь с младшим кузеном Данила почти и не общался. Нет, виделись, встречались, но как-то вот издали. Привет, пока… хотя с чего бы ему душевные разговоры заводить.

— Он и телефон выкинул, когда мама заявила, что у него ничего своего нет, только ею подаренное. Вот и выкинул. И ноут оставил. Всё оставил. Ушёл с одной сумкой… правда, телефон я ему новый купил. И с деньгами помог. Дал на билет и первое время. А там и бабулину квартиру я по доверенности сдал. Да и батя подкидывает.

А про отца он мягко произнёс.

И…

Или промолчать?

Нет, оно всё равно всплывёт, но… но если не от Данилы? А то получится, что он добивает остатки чужой семьи.

— То есть связь держите?

— Ага… маме не сказал. Она запретила его имя называть. Сказала, что раз он такой неблагодарный, то у неё нет сына.

— Это как-то…

Данила попытался представить, что ему нужно сделать, чтобы от него родители отказались. Отец… ну да, выпер. Но ведь за дело. А мама… надо бы ей позвонить и сказать, что он, Данила, дурак. И всегда дураком был. Особенно, когда стал считать себя взрослым и крутым, и потребовал, чтобы она его не беспокоила лишний раз.

Мол, надо будет, сам наберет.

А теперь вот…

— Я тогда решил чуть отложить уход. Ну, потому что побоялся, что её совсем накроет… она ж переживает. Наверное. Я думал, что переживает. А она… когда мы вдвоём остались, то стало совсем тяжко. Эти ужины. Расспросы, больше похожие на отчёты. И наставления. С кем встречаться. Кому и что говорить… твоему отцу я должен был каждый день звонить. Ты не подумай, дядька — классный мужик…

Кулак зачесался.

— Но какого? На кой ему каждый день звонить? И подарки… ладно, один раз, но чтоб каждую неделю?

— Какие подарки?

— Коньяк какой-то хитровывернутый. Я ж не пью, совсем в этом не разбираюсь, — Лёшка пожал плечами. — Мама откуда-то привезла и типа я должен был как от себя. Раз подарил. Другой… на третий отцу отнёс, а то ж как-то оно странно выходит.

Очень странно.

Прям до того, что Данила с трудом на месте сидит.

— А она разоралась, когда узнала. И как-то некрасиво так. Будто конец света случился… ну бутылка, так и что? Их хватает. А отец типа такой не достоин.

— А… в этой бутылке что-нибудь было? — у Данилы руки заледенели.

— В смысле?

— Там… типа насекомого? Паука там. Многоножки.

— Сдурел? — Лёшка уставился с удивлением. — Это ж элитный коньяк. Какие многоножки?

И можно ли выдыхать с облегчением? Или…

— Мы тогда поругались крепко… я уж совсем решил уходить, а она позвонила, попросила прощения. Сказала, что погорячилась и всё такое… вроде опять неудобно. Получается, что она старается мирно жить, я же вот фигнёй маюсь. Пока думал и гадал, ты вон… учудил.

Данила кивнул.

Учидил. Ещё как учудил. Хотя… может, оно и к лучшему. Если б не это вот учуждение, он бы, может, так и маялся дальше дурью, пока не домаялся бы до тихой изолированной палаты. Интересно, а со Стасом вышло бы перестукиваться, через стенку, скажем?

— Дядька в расстройстве… мне вон центр отдал… отдал было.

— А теперь что?

— Ничего. Тем же днём и закрыли. И нам доступ тоже. Что-то там изучают. А когда закончат — не понятно. Ты это… позвонил бы отцу. Он переживает.

— Ага, прям извёлся весь.

Получилось не то, чтобы резко, скорее уж обиженно, будто он, Данила, маленький ребенок, который на родителей дуется. Конфету не дали.

А дело ж не в этом.

И под укоризненным взглядом Лёшки стало совсем неловко.

— Так с матерью-то чего, — уточнил Данила. — Раз ты из дома уходить не собирался.

— Не собирался, а оно как-то… говорю ж, вчера пришёл, а она торт испекла. И по кухне вся прямо порхает. Кухарку отпустила. Прислугу всю. Сама на стол накрыла. Скатерть