Русская Америка. Сухой закон 4 - Михаил Дорохов

тенденцию. Это была угроза не с его стороны. Это была угроза формирования большой перекуп-сети. Пройдёт время, и обязательно появится какой-нибудь крупный игрок, что приберёт такую вкусную делянку к рукам. Он станет богатеть на разнице наших цен. У него заведутся деньги на новых бойцов. И в конечном счёте появится большая сила, которая никому не нужна под боком. Ни мне, ни Арнольду.

— Ваши предложения, мистер Ротштейн?

— Предлагаю вам поднять цену на пять долларов. А мои люди «решат» проблему с недобросовестными перекупами, когда они появятся на моих территориях. Думаю, вам, на «своём конце» тоже придётся сделать то же самое.

Я кивнул:

— Это разумно.

— Тогда мой вопрос решён, — Арнольд протянул руку.

Я встал и при всех скрепил рукопожатием договорённость.

«Мозг» опять вернулся к бильярдному столу и начал примериваться к новому шару. Краем глаза я увидел, как хищно подобрался Массерия. Видимо, Джо сообразил, что часть моих бойцов теперь будет отвлекаться на разъезды по штату для вразумления особо ушлых ребят, которые решили нажиться на перепродаже виски.

Наки молча кивнул мне. Я не дал никому понять, что наводку на Портленд я получил от него, и я не втянул его в этот разговор. Джонсон явно оценил это.

— Если ни у кого нет новых вопросов, то я предлагаю дать слово мистеру Массерии, — проговорил он.

Все промолчали. И Джо, слегка приосанившись и поправив полы своего коричневого костюма, начал:

— Наш бизнес рискован, но мы не переступаем определённую черту. Соблюдаем некие договорённости. Торговля людьми и «белой смертью» для присутствующих здесь джентльменов является запретным делом. Однако среди нас есть тот, кто нарушил эти негласные правила. На моих землях появился «порошок». Большая партия. В других районах — тоже, но в гораздо меньшем количестве. Не так ли, Арнольд?

Ротштейн сухо кивнул, но ничего не сказал. А Массерия, приободрившись, продолжил:

— Для меня этот бизнес — табу. Как и для уважающих себя людей. Более того, судя по всему, этот «порошок» прибыл на сухогрузе из Макао. Его обворовали более месяца назад. Мало того что эта дрянь теперь на улицах, так ещё и копы шерстят все и везде в поисках «белой смерти». Это вредит делам. Бо́льшая часть «порошка» продаётся в Бронксе. На территории мистера Соколова. Я считаю, что Алекс умышленно направил барыг на мою территорию. У нас с ним были некоторые небольшие разногласия. Не скрою — я предлагал ему работать со мной. Но он ответил, что это невозможно. Мистер Соколов — мелкая сошка, но отвечал тогда дерзко. А теперь, на его земле толкают «белую смерть», а шпана бежит ко мне из Бронкса с полными карманами этого дерьма, от которого у людей едет крыша. Алекс не контролирует своих людей. Я уверен, он сам замешан во всём этом, работая через некого ДиДарио. И требую голосования…

— ДиДарио мёртв!

Все повернули головы ко мне. Массерия застыл на секунду с открытым ртом, явно собираясь и дальше разливаться соловьём.

А я повторил, глядя прямо в глаза Джо:

— ДиДарио перерезали горло. Его нашли в Бруклине. Удивительно, но нора этого урода располагалась на твоей территории, Джо!

В тишине было слышно, как напольные антикварные часы отстукивают секунды больши́м маятником.

— Бруклин — территория, где работают все, — злобно процедил Массерия.

— Но этот район — официально твой, — парировал я, — Или я, может, чего не знаю? Если Бруклин теперь свободен — только дай знать!

Ротштейн усмехнулся, нанося удар по шару.

Джо «Босс» лишь скрипнул зубами. Во всеуслышание отказываться от целого района в Нью-Йорке в присутствии подобной «комиссии» — равносильно приглашению для любого желающего в этом люксе забрать Бруклин под своё крыло.

— Ты сам и убил ДиДарио, — бросил Массерия, — Когда он стал не нужен.

— Я с удовольствием бы сжил со свету этого урода, торгующего гадостью на моих улицах. Но это сделал кто-то до меня. Все знают, что у меня в Бронксе запрещён «порошок». И что я вымел всех барыг с улиц…

— Поэтому и нанял мелкую шпану через ДиДарио!

— ДиДарио был мне нужен живым! Чтобы узнать — кто стоит за всем этим, — я, не спеша, говорил, не выдавая волнения, — Но кто-то не хотел, чтобы я об этом узнал. Кажется, я начинаю понимать: почему⁈ Чтобы поставить вопрос о том, что это якобы МОИ люди торгуют «белой смертью»? Так, Джо? Поэтому ты именно СЕГОДНЯ позвал Голландца? Он из Бронкса. Стараешься забрать район или запихнуть своих людей? Двух хозяев в Бронксе нет и не будет!

Я закончил тираду и отпил виски, пристально глядя на реакцию Массерии. В том, что наши пути при любом раскладе сегодня бы разошлись — я не сомневался. Нельзя было потерять уважение остальных, кто сидел в этом зале.

— Складно поёшь, Алекс! — сверкнул глазами «Босс».

— Тебе так кажется, потому что это — правда.

Наки решил вмешаться, чтобы мы чуть сбавили обороты:

— Но какой смысл для Джо топить вас, мистер Соколов? Вы, конечно, явно не друзья или компаньоны, но это слишком серьёзное обвинение. А если «порошка» действительно больше на вашей территории, то понятно — почему Джо думает на вас…

Я усмехнулся. Спасибо, старина. Ты сам того не зная, сыграл мне на руку.

Торрио в этот момент опустил глаза и начал подкуривать сигару, делая вид, что он совсем здесь не при делах, и на дона Де Луку в Сицилии навёл меня вовсе не он.

— Что же… Почему я считаю, что Джо подставляет меня? Потому что это — уже не первый раз. Джо договорился с полицией, чтобы они упекли меня за решётку в распределительную тюрьму штата. В первый же день после ареста за перестрелку, в которой я защищался…

Вокруг раздались перешёптывания. Незаконность действий полиции для всех здесь была очевидна, ибо кому, как не присутствующим было знать все лазейки и нюансы «общения» с правоохранительными органами Америки.

— А дальше произошло интересное. В первую же ночь меня чуть не прирезали. Кто хочет — может очень быстро в этом убедиться, наведя справки. Шуму в ту ночную смену потом было много.

— Почему вы решили, что это Джо? — удивился Наки.

— Потому что меня арестовывали из-за свидетеля, который должен был «топить» меня по делу об убийстве Луи «Два ствола» Альтери… И его подослал Джо!

Гробовая тишина. Обвинение было очень серьёзное. Потому что