Таргитай-2. Освобождение - Юрий Никитин

В ответ далеко в вышине словно прозвучал тихий, едва слышный гул, похожий на отдаленный раскат грома, словно небо приняло в который раз брошенный вызов.

Яфет посмотрел на лежащего без чувств Торвана, сплюнул.

– Все боги заслуживают смерти! Без исключения! Люди должны жить сами по себе, своим умом и никому не кланяться! Быть свободными!

Взяв Торвана за ноги, Яфет потащил парня ко входу в пещеру неподалеку. Бросив тело внутри, гигант завалил выход огромным камнем, точно вход в гробницу. Затем вернулся к костру, в задумчивости выпил еще вина, коснулся источающего слабый свет амулета на груди. Яфет стиснул его в кулаке, неземной белизны сияние усилилось, ярко брызнуло меж сжимающих Светоч пальцев. Губы едва слышно прошептали:

– Златокора!…Как тебя не хватает!…

На глаза навернулись слезы, бывший тцар Вавилона быстро их смахнул.

Вскочив на коня, поправил на поясе меч и ускакал прочь. Стук копыт глухим эхом разносился в темноте. Доехав до реки, что шумным потоком несется вниз по горе, образуя водопад, беловолосый гигант замер, уставившись в бурлящую водную бездну. Он словно раздумывал, не броситься ли туда, чтобы разом покончить с душевными терзаниями и несправедливостью этого мира, а заодно и Бога, которого ненавидит всеми фибрами души. Броситься, чтобы унять тоску, горечь и обиду, что терзали его все эти годы, после того, как стал бессмертным. Но потом стиснул челюсти и отчаянно замотал головой. Подняв голову к ночному небу, крикнул:

– Не дождешься, Незримый! Я рву эту последнюю нить с прошлым! Но все равно буду искать пути тебя уничтожить! Выдавить прочь из этого мира!

Сорвав с груди Светоч на цепочке, глянул в последний раз на это великолепие света Первотворения. Помедлив, швырнул в горную реку, глядя, как лучистый сгусток света уносит в водоворот.

Яфет схватился за грудь, чувствуя, как там внутри что-то умирает в страшной агонии. Сам не понял, как соскользнул с коня на влажную от летящих капель воды траву.

Сильный удар о землю сотряс от пяток до головы, но даже он не смог заглушить боли, что рвала на части душу после расставания с последним подарком любимой жены, которую отобрал Незримый.

Теперь он оборвал все концы, с прошлым ничего не связывает, воспоминания медленно гаснут, а если возникают вновь, Яфет гонит их от себя. Теперь он свободен и обновлен. Готов идти дальше. Повергать, крушить, достигать и завоевывать. Он понял, что для достижения цели ему нужна власть. Огромная и безграничная. Влияние на людей, их умы, целые народы и их судьбы. Так он сможет хоть как-то приблизиться к Незримому, встать на Его уровень. А там, глядишь, и станет гораздо сильнее, когда найдет способ! Он же – человек. А человек сам трясет горами, как вениками, и правит своей судьбой.

Глава 10

Усталый с дороги Таргитай наклонился к ручью, чтобы испить прохладной воды в этот жаркий день. Внезапно из воды выскочила ладонь и схватила за отросшую на подбородке поросль.

Дударь опешил, рука рванула на себя. Он едва не соскользнул в широкий ручей физиономией, как вдруг из воды ему навстречу показалось девичье лицо настолько красивое, что даже его дар складывать песни не смог бы помочь подобрать слова для описания. Никого красивее Таргитай в жизни не видел. Девушка с зелеными волосами, похожими на тину, лицо напоминает детское, на губах игривая улыбка, но в глазах застыли твердость и сила.

Тут же захотелось соскользнуть в объятия этой прекрасной девы, окунуться в прохладную воду. Невр уже заметил, как вода в ручье то открывает маленькие бледные груди, то снова их скрывает. Они прекрасны. Чего бы он не дал, чтобы сейчас к ним прильнуть, покрыть поцелуями, погрузиться в водоворот любовных ласк.

Однако тут же в глубине души пробудился голос разума, и Таргитай попробовал вырваться. Не тут-то было – рука девушки крепко держит за жиденькую бороденку, вырываться больно!

– Отпусти! – проговорил Таргитай, отчетливо понимая, что одна его половина отчаянно желает вырваться. Вторая половина хочет нырнуть в этот прохладный ручей и там любить эту красивую русалку. – Чего…чего тебе надобно?

– Отпущу, – произнесла дева красивым высоким голосом, от которого веяло прохладой подземных вод и пещер, – коли отдашь то, чего не знаешь дома…

Ее серые, как лед, глаза приобрели стальной оттенок, Тарх заметил, что там темнеют крохотные зеленые пятнышки, похожие на куски болотной тины. Кулак сжался крепче, потянул сильнее. У Таргитая от боли едва не вылезли глаза из орбит.

– Ладно, – промолвил он, – забирай! На кой ляд оно мне, ежели не знаю, что это. Да и дома-то нет…

– Смотри у меня, – ответствовала русалка, – ты дал слово…

Хватка разжалась, пальцы отпустили бородку. Русалка улыбнулась чарующей улыбкой. В тот же миг Таргитай сиганул в воду, обхватил сильными руками за плечи, полез целоваться. Внезапно он охнул, когда что-то тяжелое и скользкое врезалось в пах, несмотря на сопротивление воды. От боли зазвенело в ушах.

Резкий толчок подбросил его в воздух и вышвырнул на поросший травой берег в лесу. Дудошник рухнул на траву, все еще держась за причинное место и поскуливая, как побитая собака. Его окатило целым ушатом брызг. На лице все еще гримаса боли. Он в великом изумлении посмотрел на русалку.

Зеленовласка, словно дразня, приподнялась над водой, демонстрируя маленькие упругие груди с затвердевшими от холодной воды сосками. Потом со звонким смехом нырнула на глубоководье. Обиженно надув губы, Таргитай смотрел, как человеческая фигура с рыбьим хвостом быстро уплывает прочь. Еще ни одна женщина его прежде не отталкивала. Никогда. Особенно так быстро, сильно и больно.

***

Вернувшись к дороге, застал Стефея, справляющего малую нужду у подножия дуба. Дуб тот в десять раз толще и в два раза выше каждой березы, что растут вокруг. Огромный, в несколько обхватов, с обломанными, давно, видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюже, несимметрично растопыренными корявыми руками и пальцами, он, похожий на старого, сердитого и презрительного урода, стоит между березами. Этот дуб один как будто не хочет подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.

«Весна, и любовь, и счастье! – как будто говорит этот дуб. – И как не надоест вам все один и тот же глупый бессмысленный обман! Все одно и то же, и все обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастья. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинокие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни