Время драконов - А. Соло

денется. Ща они с преподобным вечернюю службу отчитают, закроют часовню — и прибежит. О, забыл я ему на улице фонарь повесить! Мамка всегда так делает… делала, — и Вихрь, вдруг вспомнив о невесёлом своём положении, тяжко вздохнул. А потом добавил: — Хорошо, что Олешка у меня при храме. Не пропадёт.

— Ты замечательный старший брат, — сказала Тис. Вихрь покосился на неё недоверчиво: то всё нос воротила, теперь хвалит ни за что ни про что…

— Не надо меня утешать, не маленький, — гордо заявил он. — С чего это ты вдруг так ко мне подобрела?

— Просто поняла, что у нас много общего, — на губах дроу появилась тень грустной улыбки. Вихрь посмотрел на неё вопросительно. Как, впрочем, и Кайрин с Утарионом. — С моей матерью тоже приключилась беда. Похожая, но не совсем такая. Я ушла из дома, чтобы попытаться помочь и ей, и всему моему народу. И очень надеюсь, что мне не придётся по возвращении убивать её своими же… руками…

— Понимаю. Я-то рад, что мне не пришлось, — Вихрь опустил голову и полез ворошить угли в печи.

Тис закусила губу. «Хотела подбодрить, а получилось вон оно что…» — укорила она себя. На помощь пришла Яси, прямолинейно спросив:

— Значит, Олеш учится у вашего шамана? И потом будет сам шаманом, да?

— Тарн не шаман, а преподобный, — поправил её Вихрь. — Это значит — жрец Единого. Чтоб стать, как он, надо аж десять лет в большом храме учиться и там же жить, никуда не выходя. Туда ещё и не всех берут, ик-замин сдавать надо. Это испытание такое. Пока Олешка просто помогает Тарну, а тот его учит всему, что там станут спрашивать. Ну, и подкармливает заодно. И в большой храм с собой водит, книжки читать. Ток я думаю, Олешку должны уже взять без всяких испытаний: он у меня жуть какой умный, все буквы знает, и людские, и эльфячьи.

— А ты сам что дальше делать думаешь?

— В Зимогорье подамся, — охотно подхватил новую нить разговора Вихрь. — Там, говорят, в городскую стражу крепкие ребята нужны, — и, рисуясь перед Тис, парень лихо крутанул в руке кочергу. — Как приеду потом сюда с мечом да на коне — Красимир от зависти лопнет…

— Насколько я помню, у людей право носить меч имеют лишь рыцари и их сыновья, — подал голос Утарион, не поднимая век.

Вихря это замечание совершенно не смутило.

— Мой батя, между прочим, благородный человек, а не какой-нибудь свинопас.

— Что, прям рыцарь? — искренне изумилась Яси.

— Ну, не рыцарь, конечно… Управляющий в главном поместье графа Ярна. Это вам тоже не сапог дырявый, в таком деле надо голову на плечах иметь. Сам граф — он что? В войну по походам мотается, а когда мир, рыцарей своих школит, чтоб салом не зарастали. А о том, чтоб им всем было чего жрать, да чем коней кормить, да дров в замок сколько надо, да где чего посеять, где купить-продать — это всё к управляющему. А маманя была его жена, и не какая-нибудь там ключница или кухарка, а камеристка графской дочки. И звали её Одри Локк. Вот.

Утарион только вздохнул устало. А Яси, с интересом скользнув взглядом по стенам избушки, спросила:

— Но как же вы очутились здесь?

— В ту пору, как я родился, затеялась война, и маманю для безопасности отправили из замка.

— Давно это было?

— Ага. Уже лет пятнадцать тому.

— И что, до сих пор воюют?

— Поди знай. Но коль победили б, батя бы нас отыскал и забрал к себе.

— Может, его уж и в живых нет, — осторожно заметила Яси.

— Мамка б вызнала. Она у меня раньше красивая была — страсть, к ней тут многие присвататься пытались. Она знаешь, как отвечала? «Покуда никто не видел моего мужа мёртвым, я — жена Вильяма Локка».

Яси помолчала, в задумчивости почесала за ухом, а потом спросила, нахмурившись:

— Послушай, а сколько лет Олешу? Одиннадцать? Двенадцать? Но тогда ведь получается, что он родился уже после того, как ваша матушка оставила замок. Откуда же он взялся, если она такая верная жена?

— Из тех же ворот, из которых весь народ, — сразу увяв, нелюбезно буркнул Вихрь. — Слышь, узкоглазая, у тебя там яишня горит. И вообще, пойду-ка я для Олешки фонарь на улице повешу, чтоб он себе шишек сослепу не набил.

Когда за парнем захлопнулась дверь, Утарион сказал:

— Яси, не стоит принимать близко к сердцу всё, что рассказывает о себе этот юноша. Вихрь находится в возрасте, когда обыденная жизнь кажется пресной и скучной, вот он и выдумывает небылицы, чтобы приукрасить её хотя бы в собственном воображении. Кроме того, очевидно, что у Вихря с Олешем разные отцы, но намёки на это, похоже, нашему хозяину неприятны. Олеш… хм… вполне может быть ребёнком от случайной ночи.

— А кто недавно с таким жаром объяснял Яси, что у эльфов не бывает случайных детей? — с едва заметной усмешкой поинтересовался Кайрин.

Утарион тут же выпрямился, словно натянутая струна, впился в мага недружелюбным взглядом и ответил жёстко:

— Это дитя — не эльф. Он периан, полукровка, рождённый от человеческой женщины и сумеречника.

— Сумеречники — они кто? — с тревогой спросила Яси. — Какие-то особые эльфы?

— Увы, Яси, ничего особого в них нет. Это всего лишь светлые эльфы, которые позорят себя бродяжничеством и забвением традиций. Они не желают служить никому из лордов, не изучают чистых ремёсел, не строят себе жилищ в живых лесах. Вместо этого сумеречники слоняются по городам людей, бездельничают, забавляют народ песнями и плясками, учат людей бесполезным обрывкам эльфийских знаний, взамен же сами перенимают людской язык, привычки и стиль в одежде. А ещё они сожительствуют с людьми и плодят полукровок, которые чаще всего сочетают в себе худшие черты обеих рас. Ленивые, безответственные, легкомысленные эльфы, живущие среди людей, но даже им не приносящие ничего, кроме вреда — вот кто такие сумеречники.

— Хм, — сказал Кайрин ещё ехиднее. — А как называют эльфов, которые бродят по подземельям гноллов, перенимая у тех язык, привычки и стиль в одежде?

Некоторое время Утарион молча изучал мага таким взглядом, что Яси вместе со сковородкой на всякий случай передвинулась ближе к Тис.

—