Питомец - Хайдарали Мирзоевич Усманов

выносил половинчатости. И поэтому начал отмечать всех, кто имел хотя бы отголоски магии секты. Призраки, энергетические шрамы, даже странную вязь на воротах – всё становилось элементом схемы.

И в это время, чтобы проверить семью Лин по-настоящему, нужно было проникнуть в их истинные сердца. Поэтому Андрей отправил во дворец письмо, закодированное плетением из стихийного серебра. Оно не содержало слов – лишь вопрос, записанный образом:

“Если зло жило в вас, но вы его вырвали – что вы сделаете с теми, кто его принес?”

Ответ пришёл не сразу. Через пять дней. Это был маленький кинжал, обёрнутый в ткань с гербом Лин. С затупленным лезвием… И вырезанным гнездом для клятвенной печати. Он явно не предназначался для убийства. А именно для принятия ответственности.

“Значит… они не бегут от прошлого. И готовы за него отвечать.” – Впервые Андрей ощутил легкий тёплый импульс в груди. Но слишком много радости он себе не позволил. Ещё нет.

Последний штрих – древний храм, что когда-то принадлежал сторонникам Нефритовой Луны. Андрей выяснил, что двое из служек семьи Лин тайно навещают его, оставляя дары. Он последовал за ними в сумерках. Без звука. Без ауры. И только тогда понял, что они не молятся… Они плачут… Один из них был отцом девушки, чьё тело было отдано злобным духам… Другой – бывший ритуалист, что сам отрезал себе магические каналы, когда понял, кого именно кормит своей силой.

Они приходили не из преданности. А из боли. И вот тогда, на вершине утёса, глядя в пустоту между луной и чёрной землёй, Андрей впервые за долгое время позволил себе принять мысль:

“Может быть, этим людям тоже дали выбор, когда было уже поздно. А теперь… они выбрали правильно. Пусть и слишком поздно. Но выбрали.”

Место и время

Вечер в особняке семьи Лин был тревожно тих. Сад во внутреннем дворе – затянут лёгкой дымкой, словно сама природа не желала дышать. В зале собраний – глава семьи Лин, Лин Чаньюнь, одетый в сдержанные одежды старшего советника, сидел за полукруглым столом с тремя старейшинами. На столе – всё ещё лежал приглашение, отправленное неведомому культиватору, с тем самым символом нейтралитета.

– Сколько дней прошло… И никакой реакции. Думаете, он получил? – Спросил один из старейшин, пряча голос под вуаль сомнений.

– Он не тот, кто отвечает словами… – Тихо ответил Чаньюнь. – Если он решит ответить – мы почувствуем это кожей…

И в этот момент ворота особняка дрогнули. Сначала был звук. Плавный, металлический, как шепот клинка, рассекающего ветер. Потом – вихрь. Магический. Пульсирующий. И наконец появился силуэт, спустившийся с неба, в стоящем положении на копье, будто опирался на сами небеса.

На нём был тот самый странный плащ Святого, улавливающий каждый отблеск заката, как сияние благородного зверя. Лицо – скрыто под маской Пустого Лика, из глазниц которой струился ровный, ледяной свет. Рядом – тень, скользящая по крыше. Цзяолин. В своём драконом облике, свернувшаяся вокруг балок, как первобытное Божество.

Он не сказал ни слова. Просто медленно прошёл через передний двор, не обращая внимания на охрану. Печати, встроенные в стену, одна за другой гасли при его приближении. Они узнавали силу. И не сопротивлялись. Охранники упали на колени – не потому, что испугались. Их тела просто не выдержали давления его ауры.

В главный зал он вошёл молча. Тишина сгустилась, как перед бурей. Даже огонь в светильниках дрогнул, как от дыхания зверя. Глава семьи Лин поднялся.

– …Гость, к которому не осмеливались обратиться по имени… – Произнёс он спокойно, но с долей сдержанного трепета. – Ты спас наш город. Ты спас мою внучку. Ты сразил зло, которое мы не смогли удержать. От имени рода Лин…

– Скажи… Если бы я был врагом, то что бы ты сейчас делал? – Голос Андрея был глухим, искажённым маской, но каждая нота – резала воздух.

Лин Чаньюнь замер, а затем ответил не сразу:

– …Я бы стоял так же. Потому что защищать – не всегда значит победить. Но я бы встретил тебя лицом к лицу. Даже если бы знал, что умру.

Ответом ему было молчание. А затем – медленный кивок от Андрея. Потом… Он медленно снял маску. Да. Он был молод. Чертовски молод. Но сейчас в его взгляде – густая бездна опыта, боли, силы, что переживают века. Глава семьи смотрел на него долго. Он узнал. Он понял.

– Ты – тот, кто прошёл сквозь кровь, и не стал монстром… – Произнёс он наконец.

– Я – тот, кто не забудет. Ни один алтарь. Ни одну жертву. Ни один крик боли. – Андрей поднял взгляд. – Ты знаешь, почему я пришёл. Не за благодарностью. Не за союзом.

– Ты хочешь правду? – Спросил Чаньюнь.

– Я хочу знать, кто вы теперь. После того, как дали им пройти в этот город. После того, как молчали, когда кровь девочки использовалась как якорь для духа.

Ответом ему было долгое, глухое молчание. А потом – глава семьи опустился на колени. Не как сломленный. А как человек, который берёт на себя вину, даже если она не вся его.

– Мы не увидели. Мы не поняли. Мы не встали вовремя. И если ты хочешь крови – возьми мою первой. Но если ты ищешь справедливости – мы отдадим всё, чтобы вернуть равновесие.

– Кровь? Нет. Это было бы слишком просто. – Андрей подошёл ближе. Его шаги – будто отсчитывали время. – Я дам вам шанс. Один. Чтобы доказать, что вы можете быть опорой, а не обузой.

– Что для этого нужно? – С хрипом спросил старший.

– Слушай внимательно…

И тогда Андрей начал диктовать условия. Ему была нужна сеть разведки. Отслеживание следов ритуальных движений. Тайный арсенал эликсиров. Независимая транспортная система через их территории. И клятва. Оформленная печатью Души. И они согласились.

…………..

Утро над долиной было искажённым. Небо над скалами ещё пылало остатками магических вихрей недавнего прорыва, а воздух над лесами искрился едва заметной дрожью духовных волн. Цзяолин – уже не просто змея, а существо, принадлежащее высшему рангу – драконов Поднебесной, медленно парила над вершинами, спиралью описывая контуры долины, будто чувствовала. Скоро здесь изменится всё.

Андрей стоял на центральной площадке, вырезанной в скале. Перед ним располагались семь алтарных плит, каждая из которых была создана не из камня, а из специально переплавленного минерала из гнезда Нефритового паука. На поверхность плит он наносил сложнейшие печати, одна за другой, используя кровь, пепел, и сгущённую пространственную эссенцию.

В его основе проекта лежала