Итан Рокотански - Нестор Штормовой

Сложно описать чувство, когда возвращаешься на Родину. Когда идёшь по своей земле, земле своей страны, — возможно, той ее части, где ты никогда не был, но с осознанием того, что это все — твое. Особенно после того, что ты ради всего этого отдал. Санкт-Петербург, серый и золотой одновременно, встретил нас шумом большого города, и, вместе с этим, неким безмолвием. Кому-то от такого безмолвия стало бы неуютно. Кому-то, но не мне. Почему? Я и сам этого не знал. Добравшись до ближайшего телефона, мы сделали несколько звонков. Потом мы стали ждать. Еще через некоторое время — довольно скоротечное — к нам подъехал черный автомобиль. И затем мы ехали, пока не добрались до военного штаба. Первым, что мы узнали, было то, что война закончилась шесть месяцев назад. Несмотря на то, что на корабле мы посетили несколько стран, никакой такой информации мы не получали — во многих местах горели дома, где-то слышались выстрелы. "Добивают остатки нацистов, — сказал сержант, — так всегда после конца. Нужно время, чтобы все зачистить".

Затем нас вымыли, накормили и напоили. Потом допросили, и рассказ наш вышел очень долгим. Говорил преимущественно Ветрогон, которого дополнял Рокк. Мы с Петровичем молчали. Затем нас представили к награде, дали денег. Одним словом, обеспечили. Сказали, что при желании, мы можем продолжать службу. Возможно, не стоит говорить о том, что службу продолжать никто не захотел. И отпустили.

Прощались почти без слов. На Московском вокзале было шумно. Ветрогон уезжал к родным, тем, кто остался в живых. Как всегда, капитан был сдержан и молчалив — после объятий он кивнул нам и растворился в толпе. Рокки устало улыбнулся.

— Вот и конец, верно?

Петрович слегка склонил голову.

— Да. До встречи, Бальбоа.

Друг улыбнулся снова и тоже исчез. Мы остались вдвоем.

— Что будешь делать?

— Не знаю, — хрипло ответил я. Голос, отвыкший от разговоров, не хотел слушаться. — Я думал остаться здесь.

— Я в Москву поеду, — сказал усач, — позвонил, там есть знакомые, они бар держат. Нужен им бармен. Я в этом разбираюсь.

— Езжай, Петрович. Езжай, если нужно.

— Отдохну наконец, — сказал здоровяк и замолчал. А затем добавил: — Ты тоже приезжай, если надумаешь. Как восстановишься.

— Вряд ли я восстановлюсь, — сказал я. Затем посмотрел в окна вокзала, в которых виднелось синее небо. — Если только со мной не случится чуда.

— До свидания, брат.

— До свидания, Петрович.

***

Солнечный свет падал через светлые занавески на пол, касаясь кровати, шкафа, стены. Я чувствовал его тепло — аккуратное, ласковое, будто он говорил: "Отдыхай, приятель. Ты это заслужил. Но и встать не забудь, сегодня чудесный день. Нужно прогуляться, посмотреть город". Я устало улыбнулся через полудрёму. Всё, что нужно для счастья, это гармония и спокойствие. Для того, чтобы их получить, порой достаточно и одного солнечного тепла.

Поднявшись, я открыл окно. Двор утопал в зелени и пахнуло дождем. Это был простой питерский двор, но от его вида на душе было так тепло, как не всегда бывает даже сидя на печке. Собравшись, я отправился на прогулку. Идя дворами, которыми никогда не гулял, я знал лишь, что двигаюсь куда-то к центру города, и это было единственным, что имеет значение. Через некоторое время дворы вывели меня к странному месту: неподалеку было очень шумно, но шум этот меня почти не достигал. Наверное, дело было в большом количестве весны. Я знал, что она забирает звуки себе.

Подняв голову, я увидел табличку. "Библиотека им. Е. М. Инир". Войдя внутрь, я не обнаружил никого, и немного удивился: разве может быть такое, что в библиотеке никого нет? В воздухе кружились пылинки, падавшие откуда-то с книжных полок. Солнечный свет, прорезая мрак, превращал их в золотые ресницы. Здесь было много разных книг: фантастика и фэнтези, приключения и поэзия. Я взял в руки "Хоббита" и на некоторое время погрузился в историю. А затем рядом что-то грохнуло, и я повернулся.

В целом облаке пыли, поднявшимся с пола от кучи книг, появилось лицо девушки. Когда пыль чуть рассеялась, я увидел, что у неё каштановые и удивительно прямые волосы. Глаза были зелёные. А ещё лицо у нее было таким красным, будто она съела перец чили и решила не запивать его молоком.

— Извините… Я случайно…

Будто тысячи молний вспыхнули в грозовом облаке одновременно — будто грозовое облако опустилось над пустыней, поднимая и смешивая ее пески. Я не знал, что это было, и знал прекрасно. И, прежде чем ответить, успел подумать, что не прав был Рокки, сказав на вокзале, что все закончилось. Нет. Может быть, все только начинается.

— Ничего, — я отложил «Хоббита» в сторону и стал помогать ей собирать книги обратно в стопку. Чтобы замять неловкую тишину, спросил: — Собираете материал для учёбы?

— А? Нет-нет, я работаю здесь… Ну как, подрабатываю, точнее, — она смущённо улыбнулась. Лицо у неё было по-прежнему красным. Я почему-то тоже смутился, и, отдавая ей стопку книг, сказал:

— Тогда мне повезло, — попытался улыбнуться, чувствуя, как начинают гореть уши, — я было подумал, что кроме меня в библиотеке никого нет.

Неожиданно девушка засмеялась, и её звонкий смех полетел между стеллажами и полками, пока она не прикрыла рот ладонью — мол, забыла, что в библиотеках нельзя шуметь.

— Нет… Ну, то есть, не бывает ведь такого, чтоб в библиотеке никого не было. Ну, в открытой, в смысле.

Я чуть не выпучил глаза, потом пробормотал:

— Да, я тоже самое подумал, когда заходил. Эта, как её, миндальная связь, не иначе.

Из глаз девушки посыпались весёлые искорки…

Глава 19. Последний бой

— Наверное, это наш конец.

— Конец? Нет, наш путь не кончается смертью. Смерть — лишь продолжение пути, начертанная всем. Серая, как дождь, завеса этого мира отдернется, и откроется серебристое окно, и ты увидишь…

— Что? Что, Гэндальф? Что увижу?

— Белые берега и за ними — далекие зеленые холмы под восходящим солнцем.

— Это неплохо.

— Нет… Нет конечно.

"Властелин Колец"

В день поединка Зоя была очень бледной — даже бледнее обычного. Болезнь, как бы мы с ней не боролись, убивала ее с каждым днем. Пусть она старалась этого не показывать, но только слепой не увидел бы, что это действительно было так. Тяжело описать чувство, когда твой любимый человек умирает, а выживет он или нет, зависит только от тебя. Да и то, не факт, что только. Что может человек сделать перед лицом смерти? Смерть