Молитва к Прозерпине - Альберт Санчес Пиньоль

– Я думаю, их не менее ста тысяч, – был мой ответ.

Услышав это, все с трудом сдержали стон ужаса. Сто тысяч! Центурион выразил свое сомнение:

– Юный Туллий, мне кажется, что ты забываешь одно важное обстоятельство. Война – это не только мечи и щиты. Самая главная проблема для наших магистратов заключается не в том, чтобы вооружить легион солдат, а в том, чтобы организовать их передвижение. Люди едят каждый день. Известно ли тебе, сколько повозок, полных провизии, следует за консульской армией? Больше трех сотен. И по сравнению с тектониками люди поглощают ничтожно мало пищи: нашим легионерам достаточно получить в день немного мучной похлебки, чтобы продолжать поход. Несмотря на это, даже самому богатому азиатскому царю вроде Дария из Персии не под силу содержать войско численностью больше пятидесяти тысяч воинов. Это невозможно, потому что столько провианта с собой не увезти. А ты утверждаешь, будто тектоники питаются исключительно мясом, что кажется мне невероятной роскошью, и к тому же говоришь, будто им нужно в три раза больше пищи, чем нам, а в их войске не пятьдесят, а сто тысяч солдат! Такое войско просто разбежится.

– Твои доводы были бы верны, – ответил ему я, – если бы тектоны не продумали все сложности передвижения большого войска и не нашли бы выход.

Я замолчал, желая понаблюдать за реакцией моих слушателей, а потом продолжил:

– Свидетели гибели Утики рассказывали о безумной алчности чудовищ, их стремлении сожрать всех жителей города как можно скорее, об их Impetus. Но тектоны предаются страсти насыщения только сразу после победы над противником. Потом, наевшись, они используют плоды своей победы.

– Каким образом?

– Они двигаются вперед, и обоз с провизией, как и в нашей армии, движется в конце их колонны. С одной только разницей: их провиант такой же живой, как их доспехи. Тектоники захватят все города, которые встретятся на их пути, но сожрут только необходимое им в тот момент количество людей и свиней, а остальных уведут за собой, подобно стаду, и будут убивать и пожирать по мере надобности – как свиней, так и людей без разбора.

В зале воцарилась тишина: всем присутствующим стоило большого труда представить себе такую жестокость.

– А как ты думаешь, – спросил меня советник Помпея, – что они собираются делать дальше?

Я вздохнул и сказал:

– По этому поводу я могу сообщить вам две новости: одну хорошую, а другую плохую.

Услышанное так огорчило Цицерона, что он взмолился:

– Пожалуйста, начни с хорошей, это нам просто необходимо.

– Хорошая новость заключается в том, – начал я, – что тектоники ненавидят море. Соленая вода их не убивает, но разъедает их кожу, и это причиняет им не просто неудобство, а острую боль. Следовательно, они не решатся использовать корабли и не смогут приплыть в Италию по морю.

У всех вырвался вздох облегчения – у всех, кроме Помпея, сохранявшего невозмутимый вид. (Он притворялся: нашим правителям всегда было свойственно изображать из себя мудрых и важных мужей, хотя они таковыми и не являлись.) Цицерон даже осмелился воскликнуть:

– Слава богам! По крайней мере, Рим не подвергается опасности.

– Нет, опасность неизбежна, – ответил ему я, – потому что они знают нашу географию; в этом состоит плохая новость. Им известно, что Рим – самый густонаселенный город во всем мире, и, следовательно, он – их главная цель. Они будут двигаться на запад по африканскому побережью, пока не достигнут Геркулесовых столпов, а там найдут способ преодолеть пролив между Мавретанией и Испанией. После этого им останется только повторить маршрут Ганнибала, преодолеть Пиренеи и Альпы для них не составит большого труда, и они окажутся в Италии.

Я замолчал, потому что объяснять дальнейшее развитие событий смысла не было.

Цицерон вскочил на ноги и обратился к Помпею:

– Вызови Красса в Рим без промедления! Пусть он оставит свои абсурдные планы захвата Парфии и возвращается сюда со своими легионами! И пусть Цезарь тоже вернется из Галлии со своими войсками! Создайте самую мощную армию, какой еще никогда не существовало в мире, для защиты Рима и рода человеческого! – И под конец речи он взмолился: – Помпей, мой верный старый друг, послушай моего совета.

Помпей обратил на моего отца взгляд своих полуприкрытых глаз и наконец открыл свой крошечный ротик.

– Куда девалась знаменитая невозмутимость великого Цицерона? – спросил он, а потом повернулся ко мне и сказал: – Дорогой Марк Туллий, есть одна деталь, которая от меня ускользает. Если тектоники явились из подземного мира, откуда им известны все подробности земной географии?

Я не сразу собрался с силами ответить на его вопрос, потому что мне было больно произносить эти слова.

– Они тектоникам известны, – ответил я, – потому что я не выдержал пыток и все им рассказал.

Наше положение казалось мне таким серьезным, что скрывать свои проступки я не мог. Да будет тебе известно, о Прозерпина, что среди патрициев было принято считать, будто наше высокое положение в обществе делает нас нечувствительными к пыткам. Согласно этому мнению, рабы и плебеи не выносят мучений, потому что они – существа низменные. Если патрицию не полагалось даже плакать, как можно было предположить, что он предаст родину из-за такого пустяка, как боль? Надо отдать должное Помпею: несмотря на его душевную леность, идиотский вид и высокомерие аристократа, он знал, что эти рассуждения – просто чушь и что раскаленное железо причиняет боль любому телу. А тебе известно, дорогая Прозерпина, что пытки тектоников были много хуже раскаленного железа. Помпей не стал заострять внимание на моих словах, будто и не расслышал, и спросил:

– Скажи нам, Марк, ты можешь гарантировать, что армия тектоников будет двигаться именно таким путем?

– У них нет другого выхода. Они пойдут вдоль побережья, потому что там сосредоточены все наши города, и таким образом обеспечат себе пропитание на весь поход. Я не знаю точно, как они смогут переплыть пролив между Европой и Африкой, но не сомневайтесь: им это удастся.

– Следовательно, если их никто не остановит, они непременно будут двигаться вдоль испанского восточного побережья, а потом по южным областям Галлии до Альп.

– Да, конечно, – сказал я, не понимая, куда он клонит.

Но вместо того чтобы поделиться с нами своими мыслями, Помпей просто сказал:

– Благодарю тебя, Марк. Я хочу, чтобы ты предстал перед Сенатом, если нам снова понадобятся твои познания и опыт.

* * *

Когда мы вышли из дома Помпея, Цицерон был необычайно доволен и воодушевлен, потому что эта встреча означала для него возвращение на политическую арену, откуда его изгнали члены триумвирата. А теперь